В числе так называемых «жертв» «сталинских репрессий» в отдельных публикациях конца 80-х годов мелькают имена академиков В. Ипатьева, А.Чичибабина и других. На самом деле этих академиков лишали звания за деятельность, направленную во вред Союзу ССР, выразившуюся в отказе вернуться из загранкомандировки. То, что в настоящее время является бичом для новонезависимых государств на территории СССР – «утечка умов», при Сталине справедливо квалифицировалось как измена Родине.
Персональное дело химика-органика, основателя Института высоких давлений академика В. Ипатьева и крупного химика-фармацевта академика А. Чичибабина рассматривалось 29 декабря 1936 года на Общем собрании Академии наук СССР, которое своим решением исключило этих ученых из своего состава с обоснованием – «за действия, несовместимые с достоинством советского гражданина и со званием действительного члена АН СССР». Ипатьев в своем письме в адрес АН СССР писал, что частная фирма, с которой он заключил контракт, «категорически возражает против его возвращения в Советский Союз», а Чичибабин, который находился в течение шести (!) лет в служебной командировке во Франции, сообщал, что не может вернуться на родину, поскольку ему «не предоставляется в СССР необходимых условий для дальнейшей работы».
Такими же невозвращенцами оказались историк-арабист Васильев, физик-теоретик, осуществивший первым расчет генетического кода, Гамов, лингвист Кульбакин, историк-славист Францев, археограф Шмурло, математик Успенский, археолог Ростовцев и некоторые другие ученые.
Последней инстанцией, утверждавшей кандидатуру выезжавшего за рубеж крупного ученого, был лично Сталин. Поэтому каждый такой отказ от возвращения в Советский Союз он воспринимал очень болезненно, как личную обиду, и справедливо автоматически причислял невозвращенцев к антисоветчикам и изменникам Родины. Как-то в беседе с писателями Фадеевым, Горбатовым и Симоновым, по воспоминаниям Константина Симонова, И.В. Сталин произнес такие слова: «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. Простой крестьянин не пойдет из-за пустяков кланяться, не станет ломать шапку, а вот у таких людей не хватает достоинства. Патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия».
Вот пример «американского физика-теоретика» Г. Гамова. Получив звание члена-корреспондента Академии Наук СССР в 1932 году, он уже на следующий год добивается загранкомандировки. Получает разрешение, и с 1934 года бывший советский ученый, ставший гражданином Соединенных Штатов, Джордж Gamov, работает во славу американской науки: разрабатывает теорию альфа-распада, что в определенной мере способствовало первенству США в создании атомной бомбы, выдвигает гипотезу «горячей Вселенной»… А мотивы, которые Гамов выдвигал в оправдание своего поступка, сводились к тому, что, мол, условия работы, предложенные за границей позволят ему дать науке гораздо больше, чем в России.
Сегодня, когда «утечка умов» из России и других бывших советских республик стала повальным явлением, ученые мужи уже даже не предпринимают попыток оправдать свое предательство, скрыть приличия ради, что основным мотивом их измены является самая обыкновенная корысть, интересы собственной шкуры, отсутствие элементарной порядочности и долга перед своей страной, взрастившей их.
И огромную негативную роль в этом процессе сыграл Янош Киш, более известный миру как Сорос. Успешно сыграв свою разрушительную роль в трагедии под названием «Ликвидация Советского Союза», он выделил сто миллионов долларов (!) на программу «поддержки научных исследований в бывшем СССР», целью которой было благополучно и окончательно их свернуть.
Было таким образом положено начало скупке мозгов и талантов, ученых и людей искусства, многие из которых, действительно, процветают сейчас «там», работая на чужого дядю.
Купились и предали…
Надо сказать, что личная жизнь Сталина, которую ныне приходится воссоздавать по крупицам, во многом противоречит хрущевско-горбачевскому мифу о «культе личности», поскольку сам вождь очень жестко пресекал любые попытки обнародовать факты, выходившие за рамки его революционной и государственной деятельности.
Поэтому одна из самых сложных проблем в сталиноведении – это проблема недостатка информации. Следы великого множества фактов из биографии вождя, возможно, увы, исчезли навсегда.
Но кое-что удается восстановить.
Так, например, в биографии И.В. Сталина за 1911 год обозначено: июнь – сентябрь – проживание Сталина в Вологде после сольвычегодской ссылки под негласным надзором полиции (с кличкой «Кавказец»).
Как раз на лето того года приходится платоническое увлечение Кобы Пелагеей (Полиной) Онуфриевой, гимназисткой из Тотьмы, которая приезжала в Вологду на каникулы, и дружба с Петром Чижиковым, по чьему паспорту он пропишется 6 – 9 сентября в Петербурге, куда нелегально прибудет из Вологды для встречи с большевиками С. Тодрия и С. Аллилуевым.
25 декабря Сталин будет возвращен в Вологду уже под гласный надзор полиции, а 29 февраля он совершит, на этот раз уже окончательно, побег из Вологды.
В музее Октябрьской Революции хранится документ следующего содержания:
...
«В.И. Ленину, через Крупскую,
в Краков, 7 марта 1912 года.
Транспорт литературы около двух пудов привезли. Средств у нас нет ни копейки. Сообщите, куда следует, пусть посылают смену людей или шлют деньги. С товарищеским приветом Чижиков» .
(Сам Петр Чижиков погибнет в годы Гражданской войны, но Сталин всю жизнь будет признавать тот факт, что «одно время ходил под этой фамилией.)
Полину Онуфриеву уже где-то к концу Великой Отечественной войны «откопали» сотрудники дома-музея И.В. Сталина в Вологде, так как прослышали, что у нее хранится раритет – книга, подаренная самим вождем, да еще с надписью: «скверной Умной Поле от Чудака Иосифа».
Сотрудница музея рассказывала:
«Заинтригованные, мы пробовали уговорить Онуфриеву отдать эту книгу в музей на хранение. И хотя Полина Георгиевна долго не соглашалась, но все-таки, в конце концов, нам уговорить ее удалось. Это книга автора П. Когана «Очерки по истории западноевропейских литератур» с пометками Сталина на полях».
Женщина, которая за все эти годы ни разу не напомнила о себе увлечению своей юности, поднявшемуся до немыслимых высот, оставила работникам дома-музея любопытный рассказ о событиях более чем тридцатилетней давности:
«Наше знакомство длилось не больше месяца. Немало времени мы проводили вместе. Мы подолгу разговаривали о литературе, искусстве, книжных новинках. Чаще всего эти собеседования мы проводили в Александровском или в Детском садах, сидя в летние дни где-нибудь на скамеечке в тени. Если мы бывали дома у нас, вели себя свободно – читали, каждый про себя, что-нибудь.
