Дикие крупные планы с ликованием привносят в жизнь ужас. Разорванные окровавленные трусы изнасилованной жертвы, свисающие с куста, раскаленное добела кольцо на мизинце обугленной кисти руки, торчащей из взорванного «мерседеса», или бурые пятна, оставшиеся на ковре при расчленении тела, – ни одна деталь не ускользнет от объектива камеры. Действительно, в трупах недостатка не было. Располагая фактами по 1800 убийствам, совершенным в столице в 1997 году (в три раза больше, чем в Нью-Йорке за тот же период), телепродюсеры не испытывали недостатка в ужасающем материале.
Телевидение отражает господствующую культуру. Пока я пишу эти строки, вся Америка с головой погрузилась в большую «Интернет-лотерею» и имеющее самый высокий рейтинг телешоу с одним риторическим вопросом: «Кто хочет стать миллионером?» В России конца девяностых годов бандитская тематика заполонила все радио- и телевизионные каналы так же, как организованная преступность стала господствовать над обществом. Создавалось впечатление, что русские культивируют в себе какое-то нездоровое очарование обстановкой насилия, в которой живут, а телевидение с удивительным энтузиазмом угождает их кровавому вожделению.
Газеты тоже стараются усилить эту нагрузку. Так, ежедневная финансовая газета «Коммерсантъ» в разделе бизнеса отвела специальную страницу для описания заказных убийств. Старый, непоколебимый поборник коммунизма, ежедневная газета «Правда», принадлежащая теперь грекам, вела хронику несчастий, причиненных бандой угонщиков-убийц, применявшей наиболее оригинальный, если так можно выразиться, способ действий.
Грабители этой банды откликались на объявления в газетах о продаже импортных автомобилей последних моделей. Выступая в качестве покупателей, они договаривались с продавцами, соглашаясь с объявленной ценой, и просили их подъехать в гараж по указанному адресу для окончательной проверки автомобиля. Когда ничего не подозревающие продавцы пригоняли автомобили в этот гараж, их душили, а тела прятали под цементным полом гаража. После того как жене одной из жертв чудом удалось сбежать, милиция нашла под полом гаража двадцать четыре трупа. Я не мог понять лишь одного: почему бандиты не пользовались попросту замыканием проводов для запуска двигателя, чтобы угнать машину? Зачем им были нужны все эти проблемы?
Другой случай, о котором рассказали все газеты Сибири, касался одержимого манией убийства маньяка, затаскивавшего женщин в выкопанный под гаражом подвал, превращенный в подпольное предприятие, где они трудились как рабыни. Он приковывал своих жертв к швейным машинкам, наносил каждой на лоб татуировку «рабыня» и, в конце концов, съедал их, когда они умирали от голода. Эта история получила такой сильный резонанс в России, что даже газета «Нью-Йорк Таймс» направила своего корреспондента в командировку, чтобы на месте выяснить все подробности «людоедского капитализма».
Одной из причин, почему преступлениям, особенно роковым и таинственным, уделялось так много внимания в свободных российских средствах массовой информации, являлось то, что в советскую эру понятия «преступность» вообще не существовало, по крайней мере, официально. По марксистской идеологии, в обществе не было серийных или наемных убийц и насильников – о чем тут писать. Только хорошие коммунисты, стремящиеся к светлому будущему. Сейчас читатели просто наверстывали упущенное и пополняли свои знания. Кроме того, материал о людоедстве все-таки интереснее очерка об уборке урожая. В этом и была привилегия свободы.
По мере познавания Москвы я все время ощущал некое раздвоение между интересом к затягивающей изнанке столичной жизни и моральным неприятием того, что она предлагала. К счастью, бдительное присутствие Роберты сдерживало мое любопытство и ограждало меня от попадания в какую-нибудь историю, особенно после нашей помолвки. Этот судьбоносный день наступил вскоре после того, как однажды вечером Роберта завела со мной достаточно серьезный разговор. Ее возраст приближался к тридцати, и благоприятное время для первой беременности заканчивалось. Она хотела получить четкое представление о моих намерениях. Мой уклончивый ответ, похоже, не удовлетворил ее, и тогда она использовала в разговоре термин, часто употребляемый в бизнесе, связанном с произведениями искусства: «стоимость благоприятного выбора». В данном случае это означало, что она не собирается глупо растрачивать свое время на меня, если я не намерен стать ее мужем. Ее довод был убедительным, хотя и не совсем романтичным. Далее мне было сказано, что мы должны отдать мои сбережения одному старому ювелиру с бельмом на глазу, работающему где-то в пыльном цеху государственного предприятия на Таганке. «Городская ювелирная фабрика № 142» – так прозаично называлось это производство – была украшена свисающей паутиной, валяющимися окурками и тяжелыми засовами. Нет, это определенно не «Тиффани», я был совершенно уверен, что больше никогда не увижу своих недавно обретенных сбережений. Однако вскоре пришел старый ювелир, которого нам рекомендовали с самой лучшей стороны, и принес изготовленное им кольцо с бриллиантом в четыре карата. Кольцо было выдержано в соответствующих новорусских пропорциях, так что друзья Роберты поглядывали теперь на меня с нескрываемым изумлением. Оказавшись вновь без гроша в кармане, я тем не менее был горд как никогда – я знал, что только что сделал самое лучшее вложение капитала за всю свою жизнь.
Будучи помолвленным, я был избавлен от борьбы со своими холостяцкими демонами и смиренно листал страницы журнала «Экзайл», представлявшего собой некий московский ответ издаваемому нью-йоркским рестораном «Загат» путеводителю по ночным клубам.
«Экзайл» выходил на английском языке один-два раза в неделю или раз в месяц, в зависимости от наличия финансов у двух его молодых американских учредителей. Один из них был «несносным ребенком», отпрыском известного репортера «Эн-Би-Си», другой наслаждался славой, как профессиональный баскетболист в Монголии. Эта парочка праздновала приобретенный в Москве вкус к декадентству, посвящая каждое новое издание полученным из первых рук счетам за эксцентричный и греховный дебош в деловой части города.
Благодаря их усилиям «Экзайл» превратился в пособие для приезжающих иностранцев, которые высоко ценили эти публикации за необычное ранжирование пользующихся дурной славой московских ночных заведений. Эти рассадники беззакония первично ранжировались по двум параметрам – фактору плоскоголовости и фактору везения. Фактор плоскоголовости изображался маленькими фигурками сердитых гуннов, которые выглядели пугающе похожими на моего старого друга Базза. По шкале от одного до пяти четыре фигурки означали, что клуб является местом сборищ бандитов и ваш шанс получить пулю в лоб колеблется от «удовлетворительно» до «отлично». Не рекомендовалось посещать клубы, имеющие оценку в пять фигурок, из-за высокого риска расстаться там с жизнью.
