«Сейчас существенно, как никогда, чтобы итальянский фронт удерживался и не имел разрывов. Никаких переговоров никакого толка не предпринимать» («Es kommt jetzt mehr denn je darauf an, dass die italienische Front halt und intakt bleibt. Es durfen nicht die geringsten Verhandlungen gepflogen werden»)[19].
Последнее предложение содержало зловещую угрозу для немцев, участвующих в операции «Восход». Мы были крайне заинтересованы в том, чтобы узнать реакцию Вольфа на послание. Вайбель, вручая ему послание, внимательно за ним наблюдал. Без комментариев Вольф передал документ своему помощнику, Веннеру, и Швайницу. Они вопросительно посмотрели на него. Вольф, как рассказал мне Вайбель, пожал плечами. «Что говорит Гиммлер, теперь не имеет никакого значения», – произнес Вольф.
Днем 25 апреля Вольф сообщил мне, что ему необходимо немедленно возвращаться в Италию. Он уже находился здесь несколько дней и не может сказать, что могло случиться в его отсутствие. Если он будет отсутствовать слишком долго, Гиммлер может появиться в Северной Италии и попытаться взять его войска под свой контроль. Позиция Витингофа может измениться, а еще был непредсказуемый дуче, хотя мы считали его не способным к твердым решениям.
Из Милана к нам пришло известие, что Муссолини находится там и проводит неистовые совещания. Было важно воспрепятствовать исполнению любых его безумных выходок, ведь неофашисты могли помешать организованной капитуляции. Вольф также отметил, что Северная Италия сейчас взбаламучена, и если он в ближайшее время не вернется в свой штаб, то может обнаружить дороги, перерезанные партизанами. Восстания шли по всему Пьемонту и Ломбардии.
Мне не хотелось его отпускать, хотя я чувствовал, что будет лучше, если он сможет отдавать приказы и предотвращать жестокое насилие и разрушение в Северной Италии, находясь там лично. Вольф предложил, чтобы Швайниц ненадолго остался в Люцерне вместе с майором Веннером, которому он даст все полномочия подписи от своего имени – на случай, если Вашингтон разрешит германским парламентерам отправиться в Казерту для подписания капитуляции.
Его доверенность Веннеру была сформулирована просто, без излишних фраз. Там было написано:
«25 апреля 1945 г.
Настоящим я доверяю моему старшему адъютанту, майору СС Веннеру, вести переговоры от моего имени и скреплять подписью обязательства от моего имени.
[п/п] Вольф».
Перед отъездом из Люцерна Вольф написал от руки и передал нам памятную записку, в которой указывал различные тирольские замки, где были укрыты бесценные произведения итальянского искусства. Вольф рассказал нам в Цюрихе, во время битвы за Флоренцию, что переправил их на Север для защиты. Идея Вольфа заключалась в том, чтобы мы направили в эти места армейские подразделения для спасения творений искусства раньше, чем банды мародеров примутся за свое дело по мере отступления немцев.
Вечером 25 апреля Вольф в сопровождении Гусмана уехал поездом на юг к итальянской границе, а Гаверниц и я остались в Берне, считая его лучшей точкой для управления нашей коммуникационной сетью. Так как фронты боев в Центральной Европе стали рваться, Швейцария превратилась в место, куда стекались все новости.
Швайниц, имевший полномочия действовать за Витингофа, и Веннер с доверенностью Вольфа остались в Люцерне в качестве гостей Вайбеля. Они вели себя все более неспокойно, выказывая вполне понятные подозрения относительно наших намерений. Кем они были – перебежчиками или парламентерами? Ни Гаверниц, ни я не виделись с ними или генералом Вольфом с момента получения стоп-сигнала из Вашингтона.
Вольф пересек швейцарско-итальянскую границу поздно вечером 25 апреля. Он пообещал прислать отчет Гусману, который был намерен остаться ждать на швейцарской стороне границы. Затем Вольф отправился на командный пункт СС в Черноббио на юго-западном побережье озера Комо всего в нескольких милях отсюда. Пункт располагался в реквизированной вилле Локателли, принадлежавшей производителю итальянских сыров. Здесь Вольф немедленно связался по телефону со своим штабом в Фазано и со штабом СС в Милане.
В это время и германский армейский штаб, и штаб СС находились в процессе переезда в Больцано в Южном Тироле. Звонки Вольфа кого-то из его людей застали в Фазано, где они еще оставались, кого-то – уже в Больцано, с кем-то связаться не удалось. Около полуночи он направил на границу курьера с отчетом о ситуации для Гусмана. В нем он выражал сомнения в том, что сможет выбраться из Черноббио, поскольку большие силы партизан продвигались вперед, стремясь перекрыть район швейцарской границы. Он также сообщил, что Муссолини провел двадцать пятого числа в Милане трехчасовое совещание с кардиналом Шустером и обсудил возможности перемирия между партизанами и фашистскими войсками. И наконец, Вольф желал знать, что происходит в Люцерне. Было ли сообщение из Вашингтона?
После этого воцарилось молчание. В начале следующего дня Гусман, прождавший на границе всю ночь и не получивший больше ни слова от Вольфа, позвонил Вайбелю и сказал, что у Вольфа, должно быть, серьезные неприятности. Не было сообщений ни из Вашингтона, ни из Лондона, ни из Казерты. Во всех наших переговорах, начиная с 28 февраля, это был самый неприятный момент. И прежде бывали обескураживающие ситуации, и раньше срывались планы, но сейчас появилось ощущение, что все предприятие близится к концу в безнадежном замешательстве. Вайбель сказал мне, что считает необходимым предупредить Швайница и Веннери, которые по– прежнему ждали известий в его доме в Люцерне, что в ближайшее время на границе воцарится хаос и она, возможно, станет непроходимой. Поскольку у них не было сообщений от нас, они могли пожелать вернуться в свои части, пока еще можно было пересечь границу.
Они решили задержаться еще, но Швайниц начал поговаривать о том, что покажет свою доверенность парламентера представителям прессы, если в ближайшее время ничего не случится. Мир увидит, сказал он, как они прокладывали путь к примирению и кто теперь ответствен за продолжение бесполезной бойни в Италии. Вайбель сумел на какое– то время его успокоить.
Рано утром 26 апреля Вайбель узнал через одного из агентов швейцарской разведки, что вилла Локателли, где ночевал Вольф, полностью окружена партизанами и что велика опасность того, что они могут штурмовать виллу и убить Вольфа и других офицеров СС, находящихся с ним. Вайбель решил немедленно отправиться на швейцарско-итальянскую границу, чтобы посмотреть, что можно сделать для спасения и Вольфа и «Восхода». Когда об этом услышал Гаверниц – это случилось чуть позже утром, – он явился в мой офис и попросил разрешения присоединиться к Вайбелю на границе. Ему казалось, что мы могли бы эффективно использовать одного из моих людей в Лугано, бывшего газетчика по имени Дон Джонс, который не участвовал в «Восходе», но был глубоко вовлечен в наши операции с подразделениями итальянских партизан-антифашистов в приграничном районе и был хорошо известен им под кличкой Скотти. Возможно, он мог спасти Вольфа от своих друзей-партизан. Я сказал Гаверницу, что, с учетом полученных мной жестких приказов, я не могу вступать в контакт с Вольфом, но у меня не было запрета на получение информации о нем. Гаверниц немного помолчал, а потом сказал, что, поскольку все дело, похоже, идет к концу, он хотел бы отправиться на несколько дней в небольшую поездку. Я заметил огонек в его глазах, и, как он рассказывал мне позже, он заметил то же в моих. Я, конечно, понимал и что он собирается сделать, и то, что он намерен делать это под свою ответственность.
