Здесь же прилагались сведения о званиях и времени их присвоения, упоминались нашивки и шевроны; если имелись ордена и медали, расписывалось, за какие заслуги награжден и за участие в каких войнах; также отмечалось, был ли в штрафах по суду или «хотя бы и без суда, но за важные проступки…». Если осталась у солдата дома семья, то записывались имя и отчество жены, ее вероисповедание; при наличии детей, приводились их имена и даты рождения; данные о родителях, из какого они сословия (из крестьян, мещан и т.п.) в послужном списке тоже имелись.
В документах нижних чинов были четко указаны сроки участия в делах с точностью до одного дня, например: «…в Севастополе… противу неприятеля с Олонецким пехотным полком, всего 5 месяцев и 14 дней, с 13.03 по 27.08.55 г., время это считать за 5 лет».
В другом случае: «…находился в составе Севастопольского гарнизона 22 июля, всего один день, за что добавлено к общей службе 11 дней…» И еще: «…в 1855 году против турок, англичан, французов и сардинцев… в Севастополе находился с 25 по 28 августа, всего 3 дня, время это следует считать за 1 месяц и 6 дней».
Многие солдаты, уходившие в чистую отставку в 1874-1875 годах, награждались медалью «За покорение Чечни и Дагестана 1857-1859 г.г.» и крестом «За заслуги на Кавказе», учреждены эти высокие знаки отличия соответственно в 1860 и 1864 годах. Могу с высокой вероятностью предположить, что эти награды мой прадед получил…
Теперь посмотрим, кто были те нижние чины, что уходили в отставку с пенсионом в середине семидесятых годов XIX века.
Большинство унтер-офицеров в последние перед отставкой годы несли службу не в строю: три четверти из них становились писарями, вахтерами продовольственных армейских магазинов, направлялись в госпиталя надзирателями, наборщиками в типографии. Служить на таких должностях, конечно, было легче, особенно человеку старше сорока лет, а большинство из них получали право на пенсию, имея выслугу 20–25 лет, включая два или три трехлетия после добровольного отказа от отставки.
Тем не менее, до того как оказались эти нижние чины на «привилегированных» должностях, служили они все в строю, принимали участие в боевых действиях, многие из них имели ранения или контузии.
Практически все они имели медали и ордена, другие знаки воинской доблести. Интересно, что существовали и такие знаки отличия, как: нашивка «басон вдоль плечевого погона за искусственную (так в тексте. – Авт.) стрельбу в цель» или денежное вознаграждение: «…при Императорском смотре за пулевую стрельбу удостоен получить 4 руб. серебром» – не говоря уже о шевронах и нашивках за беспорочную службу и отказ от отставки, отказы от производства в офицеры.
Были среди уходящих в отставку с пенсионом нижних чинов и «…участник войны с Турцией при реке Альме с 3 сентября 1854 г.», и унтер-офицер, который «…ранен в 1844 году в сражении с горцами… освобождал селение Ахти в 1849 г. …против чеченцев в 1856–1857 г.г.».
Среди знаков воинской доблести, которыми награждались нижние чины, кроме упомянутых выше, была еще медаль «За покорение Кавказа 1859–1864 г.г.»; часто достойных отличали орденом Святой Анны «За 20 летнюю беспорочную службу» с надписью «За усердие», бронзовой медалью «В память войны 1853–1856 г.г.» на Андреевской ленте, Знаком Военного ордена 4-й степени, бронзовой медалью на трехцветной Государственной ленте (оранжевой, белой и черной) «За усмирение польского мятежа в 1863–1864 г.г.».
В большинстве случаев пенсия, назначаемая унтер-офицерам, которые имели награды и срок службы двадцать и более лет, составляла около 100 рублей в год серебром, бывала (правда, редко) и сумма в 150 рублей. Гораздо меньше получали от Военного ведомства те из них, кто последние годы (пять-десять лет) служил в Корпусе жандармов, здесь суммы пенсии как правило не превышали 15–20 рублей в год. Это естественно, ведь по Военному ведомству учитывалась только армейская служба, годовой же оклад штатного жалованья в корпусе жандармов составлял для унтер-офицеров чуть более восьми рублей.
Что касается рядовых, то, согласно положению от 1867 года, «трехрублевым от казны в месяц содержанием могут пользоваться нижние чины, лишь находящиеся в отставке, но только те, кто оказался не способным к личному труду…». Вследствие потери здоровья вообще пособия назначались тем нижним чинам (не имевшим выслуги лет службы), которые по освидетельствованию врачебной комиссии признавались «…утратившими трудоспособность, вследствие прохождения ими военной службы при непременном условии неимения ими ни собственных средств к жизни, ни родственников, желающих принять их на свое иждивение».
Так что большинство солдат, хотя бы и потерявших здоровье на службе, практически оставались без средств к существованию и доживали жизнь в нищете.
Правда, Военное министерство, согласно действующим положениям, все же занималось «устройством быта отставных солдат, не способных к личному труду», и могло определить их в богадельню. Но для принятия такого решения отставнику в определенные сроки после оставления службы необходимо было подвергнуться медицинскому освидетельствованию, к тому имелся и утвержденный перечень соответствующих заболеваний.
Вернемся теперь к оформлению пенсионных документов.
Готовили их чиновники 5-го отделения Главного Штаба, после упомянутой выше процедуры их прохождения от полка до Главного Штаба и их рассмотрения в установленном порядке направлялся в дивизию и, соответственно, в полк ответ по каждому представлению об увольнении нижнего чина с пенсионом.
В октябре 1874 года пришел такой ответ в Штаб 35-й дивизии:
«Главный Штаб разрешает Ивана Арефьева Арефьева, получающего… по 100 руб. в год жалованья, уволить в отставку с пенсионом. О производстве Ивану Арефьеву Арефьеву назначенной пенсии из Харьковского Казначейства сообщено Министру Финансов… О времени, по которое Иван Арефьевъ Арефьевъ будет удовольствован на службе жалованием, следует уведомить Казенную Палату. Пом. Начальника Главного Штаба Генерального Штаба Генерал Лейтенант… Начальник отделения… Полковник…».
Когда подписан был приказ по полку о выходе в отставку, Ивану оставалось только проститься с частью, в которой прошли последние десять лет службы, попрощаться с солдатами и командирами.
Так что в один из октябрьских дней открыл Иван тумбочку (она полагалась ему как унтер-офицеру), достал оттуда запасную расческу, щетки – одежную и сапожную, зеркальце, коробку с иголками и нитками, где лежали также запасная пара пуговиц и еще всякая мелочь.
Потом прошел к своему сундучку, отпер его ключом, что всегда носил с собою. С внутренней стороны крышки смотрел на него Государь Александр II; видно было, что усы и солидные бакенбарды, которые носил Иван в последние годы, нисколько не хуже царских, правда, волосы на голове унтер-офицер стриг короче – как положено солдату.
