В это время случился очередной переезд в Америку, где Йоко стала проводить более провокационные и более заметные флаксусовские акции. Одна из них называлась «Отрежь кусок» – публике предлагалось отрезать ножницами куски от одежды Оно. В 1966 году с этой придумкой ее позвали на арт-симпозиум в Лондон. Галерея Indica, в которой Йоко предложили повторить удачный опыт, находилась под патронатом Джона Леннона. Тут-то все и началось.
По одной – официальной, разумеется, – версии, Джона до глубины души поразил один из экспонатов выставки: в комнате с белыми стенами стояла лестница, а к потолку была подвешена лупа. Поднявшись, при помощи лупы зритель должен был прочесть на висящем под потолком холсте слово «Да». По его собственным словам, Леннон ожидал подвоха, дающего понять зрителю, что он напрасно так высоко залез, и был в восторге, увидев, что там написано «Да».
По другой – не менее официальной – Джон заинтересовался перформансом «Забей гвоздь» – по замыслу Оно, гости выставки должны были забить по гвоздю в предложенную им деревянную доску, создавая таким образом арт-объект. Джон, заявившись на предварительный показ, немедленно захотел внести свой вклад в авангардное искусство, но Йоко ему не позволила. Владелец галереи Джон Данбар попытался вразумить японку: «Ты что, не знаешь, кто это?! Он миллионер. Если он захочет, он все тут купит!» Йоко согласилась променять девственность своей доски на пять шиллингов, на что Леннон в своей манере ответил: «Я дам вам воображаемые пять шиллингов и вколочу воображаемый гвоздь».
Есть и третья версия их знакомства. Она принадлежит Полу Маккартни, утверждавшему, что он представил Йоко Оно Леннону, когда та собирала материал для книги Джона Кейджа. Сам Маккартни ей не дал ничего, а вот Леннон отдал оригинальную, написанную от руки версию слов к песне The World.
Какая бы из версий ни была правдивой, после той встречи в галерее все еще замужняя Йоко открыла сезон охоты на Леннона (он, кстати, тоже был женат – на Синтии). Она часами сидела у ворот его дома, пытаясь найти повод попасть внутрь. Бомбардировала его открытками с шутливыми наставлениями: «Дыши», или «Смейся целую неделю», или «Стукнись головой об стену». Она считала себя равной Джону во всем и требовала соответствующего внимания к себе.
В мае 1968 года Леннон, воспользовавшись отъездом жены на отдых в Грецию, пригласил Йоко Оно к себе в гости. Они провели ночь, записывая то, что впоследствии станет скандальным альбомом «Двое девственников», на обложке которого Джон и Йоко предстали в костюмах Адама и Евы. Вернувшись домой, Синтия обнаружила Йоко в своем халате пьющей чай из ее чашки. Леннон, повернувшись к шокированной жене, бросил: «Привет!»
Пойманный, что называется, с поличным, Леннон в качестве отступных при разводе выплатил Синтии миллион фунтов, и 20 марта 1969 года в Гибралтаре женился на Йоко, попутно сменив имя на Джон Оно Леннон. Он говорил тогда, что они – не Джон и Йоко, а одна душа в двух телах, Джон-и-Йоко.
Не стоит думать, что опытная и циничная Йоко (она была старше Джона почти на восемь лет) просто взяла и охмурила простодушного ливерпульского паренька, напрочь заморочив ему голову. Леннон сам всегда питал к разнообразному авангарду страсть. Достаточно вспомнить его абсурдистские тексты и рисунки, да и музыку тоже – вроде Revolution № 9 с битловского White Album. В общем, так бывало со многими и много раз. То, что друзьям казалось роковой ошибкой, для него выглядело как джекпот всей его жизни. Что стоил его авангардизм на сцене, если в постели его не с кем было разделить. В общем, Джон Леннон составил с Йоко Оно идеальную пару.
Их брак почти буквально совпадал с рубежом 60–70-х, когда элитарный авангард все больше уступал место постмодернизму, охотно шедшему на контакт с массовой культурой. Когда Леннон назвал песенку своей жены Don’t Worry, Kyoko – «самой лучшей в истории рок-н-ролла», публика понимающе улыбалась. Но Леннона неожиданно поддержал очень авторитетный рок-критик Лестер Бэнгз. Символично и то, что сын Леннона от первого брака стал поп-музыкантом, а Шон Оно-Леннон с юных лет вращается в авангардных кругах «нижнего Манхэттена» – там же, где начинала его мать. Она и сейчас продолжает сочинять песни и петь их вместе с сыном.
Однако Йоко Оно еще только предстояло сделать то, за что ее подвергнут анафеме битломаны, – развалить группу. Или хотя бы приложить к этому руку. Сама Йоко, кстати, частично свою вину в этом признает.
После той майской ночи Джон и Йоко практически не расставались. Японка буквально стала его тенью и прочно обосновалась в студии на Эбби-роуд. Вот только тенью она была отнюдь не бессловесной – она сидела за пультом, без малейшего пиетета комментируя музыкальные экзерсисы Битлов, излагала свое мнение о том, как должна звучать та или иная композиция. После того как Йоко попала в автомобильную аварию, Джон затащил в студию огромную двуспальную кровать, на которой его подруга возлежала во время репетиций. Пола, Джорджа и Ринго, поначалу снисходительно относившихся к увлечению Джона, это начало бесить. Особенно Пола.
Появившийся в декабре 1968 года альбом Джона и Йоко «Двое девственников» возмутил Маккартни донельзя. Вполне буржуазный Пол был шокирован и бесстыдной обложкой, и тем, что подобный репутационный скандал может подорвать продажи новой пластинки «Битлз» под названием «Белый альбом». Да и музыки как таковой Джон и Йоко слушателям не предложили – пластинка содержала беспорядочный набор шумов, стоны и крики. Но Джона это не трогало. Под влиянием Йоко он постепенно превращался из рок-н-ролльщика в общественного деятеля, меняясь и внешне (длинные волосы, знаменитые круглые очки), и внутренне.
Одним из самых ярких их перформансов стал медовый месяц, превратившийся в кампанию «В постели за мир», сначала в амстердамском отеле «Хилтон», затем перед кафедральными соборами Англии и наконец снова в «Хилтоне», но на сей раз в канадском городе Торонто. «Генри Форд знал, как продавать автомобили с помощью рекламы. Я и Йоко „продавали“ мир. Многим это казалось смешным, но многие начинали задумываться», – вспоминал впоследствии Леннон.
Жадные до сенсаций журналисты, впервые услышав о «постельном интервью», простодушно решили, что их ждет публичный сеанс свободной любви на фоне Амстердама, и толпами ломанулись в «Хилтон». Однако там их ждало разочарование – Джон и Йоко совершенно не собирались устраивать «онлайн» секс-марафон для почтеннейшей публики. Одетые в белые хламиды, с венками на голове, они сидели в двуспальной кровати украшенного цветами гостиничного номера и рассуждали о мире и всеобщей любви. Репортеры призадумались. И вернулись еще и еще раз.
