И батальон возвращался на исходные…
Так, за день батальон возвращается генералом по 4–5 раз (больше не позволяло светлое время дня). Но каждый день у нас заканчивался атакой, броском гранат РГД по окопам «противника», уколами штыком по чучелам (у кого оно окажется на пути) и продвижения в глубь обороны «противника». И уже в темноте – разбор занятий руководителем, потом командование батальона конкретизирует замечания на уровне командиров рот, взводов.
На следующий день все повторяется снова, только наступление ведется уже с других исходных позиций.
С каждым днем действия личного состава все больше оттачивались, легче и быстрее преодолевалось шестисотметровое заснеженное поле до окопов «противника», минометчики почти сразу «ложили» свои мины в цель, а «сорокапятки» поражали макеты.
На седьмой день занятия закончились раньше, еще до наступления темноты…
Построен батальон в линию взводов. Командир батальона доложил генералу, который впервые похвалил личный состав за хорошие действия на учениях, но, все же поругал минометчиков.
Мы уже знали, для чего готовится батальон, знали так же что нам придется прорывать первую линию обороны, овладеть второй и захватить третью линию обороны, после чего в прорыв будет введена свежая стрелковая дивизия для развития наступления.
На этот раз заместитель командующего 33-й армией, обходя строй, спрашивал командиров рот, взводов – выполнят ли они задачи своими подразделениями? Уверены ли они в успехе?
Командир первой роты капитан Матета, на вопрос генерала: «Сколько он может пройти со своей ротой?», – ответил: «моя рота прорвет все три линии обороны немцев, овладеет железнодорожным разъездом к станции Орша».
На это генерал заявил: «Если ты с ротой захватишь железнодорожный разъезд, я обещаю наградить тебя орденом Ленина (Героя не обещаю), а роту награжу всеми орденами, которые есть». И так генерал конкретно беседовал со всеми командирами.
Еще с утра резко потеплело, а сейчас уже шел дождик. Утром следующего дня батальон выступил по уже мокрому снегу и весь батальон «чавкал» по раскисшему снегу в валенках…
Стоял туман, была изморозь, и накрапывал дождик.
Батальон вел офицер связи. Тыловые подразделения батальона были оставлены на месте, они должны были двигаться к фронту ночью.
Несмотря на туман, батальон двигался не по прямому маршруту, а все время менял направления движения и, уже в темноте прибыл к месту назначения.
Перед рассветом батальон скрытно выдвинулся на передний край обороны, в окопы наших войск.
На рассвете 5 ноября 1943 года началась массированная артподготовка из всех видов орудий и минометов на широком фронте по позициям противника. Туман несколько рассеялся, и видимость стала достаточной. Наша авиация стала бомбить оборону немцев. Огонь артиллерии был такой плотный, что наш самолет, пикируя на окопы фашистов, был подбит собственным снарядом.
Артиллерия так же интенсивно вела огонь, а нам был дан сигнал на наступление.
Сразу же (не так как показывают в кино, где из окопов не выскакивают, а вылезают один за другим), как один, батальон выскочил из окопов и цепью, быстро, значительно лучше, чем до этого на учениях, стал сокращать расстояние до окопов первой линии обороны немцев. Этому способствовало и то, что снег почти полностью растаял, была шуга. Валенки все набрякли и ноги чавкали в них.
Огонь немцев был слабый. Наша артиллерия перенесла свой огонь на вторую линию обороны противника, и огонь их значительно усилился, но до их окопов оставалось несколько метров, и мы ворвались к ним в окопы. Завязалась рукопашная схватка, которая длилась всего несколько минут, и мы начали выскакивать из немецких окопов и наступать дальше, на вторую линию обороны немцев.
Я забыл сказать, что перед маршем к линии фронта белые маскировочные костюмы были сняты.
Во время же наступления почти все сбросили шинели. Нам было жарко. И уже перед первой линией обороны немцев панцирей ни у кого не было. Они затрудняли движения.
Во вторую линию обороны немцев мы ворвались, когда наш артиллерийский огонь велся по третьей линии обороны противника. Это затруднило и наше продвижение по открытой местности из-за усилившегося ружейно-пулеметного огня немцев с фронта и их пулеметы начали усиленно нас обстреливать слева. У нас же из-за пробежек по грязи, боя в грязных, с расставившимися стенками окопов, автоматы и пулеметы стали отказывать. Наше огневое сопротивление слабело. Наконец мы ворвались в окопы второй линии. И снова началась рукопашная. Некоторые были уже только в одних гимнастерках, и от них валил пар.
Все понимали, что задерживаться нельзя, и наступление уже порядком уставших воинов продолжалось на третью линию обороны немцев. Добрались мы до нее значительно тяжелее и дольше. Но, несмотря на потери, настрой у всех был боевой. Чувства радости и гордости за уже одержанные победы воодушевляли всех.
В размокших, тяжелых валенках, трудно, очень трудно было передвигать, чавкающие, пудовые ноги. Ледяной, талой водой были наполнены валенки, мокрые, в грязи были брюки, телогрейки. Но я не чувствовал холода ног.
При подходе (конечно не шагом, а бегом), к окопам третьей линии обороны мы почувствовали, что огонь немцев прекратился, и это еще больше воодушевило нас.
Быстро попрыгав в окопы, мы немцев в них не обнаружили и бегом, что было силы, начали свое движение в сторону железнодорожной станции Орша.
По мере приближения к Орше, издали начали обстреливать нас из пулеметов, все сильнее. Все ближе виднелись дома, постройки и пулеметный огонь усиливался, но наше наступление не прекращалось.
Достигнув железнодорожных путей и будки стрелочника, мы остановились. Залечь было нельзя: снег превратился в шугу, а обнажившаяся земля была сырой и не полностью еще оттаявшей, жидкой грязью.
Эта остановка заставила не только осмотреться, но и подумать: «Что же делать дальше?»
Никакая дивизия в наш прорыв не входила, хотя мы прошли уже 3,5 км, больше чем нам было определено приказом.
Подошел здоровый пулеметчик со своим ручным пулеметом. У него не было патронов. «Да мне уже и пулемет не нужен, весь в грязи и стрелять он не будет», – добавил он. Не было патронов и почти у всех автоматчиков.
Командир батальона послал офицера связи, лейтенанта, доложить командиру дивизии, что линия обороны немцев прорвана и батальон находится уже у постовой будки на подступах к станции Орша.
Немцы начали нас обстреливать из артиллерии и минометов. Усилился огонь из пулеметов, хотя этот огонь их был мало эффективным для нас. Начало темнеть.
Откуда-то появилась группа людей, до полсотни человек, в 80–100 метрах сзади нас и стали нам кричать: «Эй, идите сюда!». Это были люди не из нашего батальона. Так почему они кричат, чтоб мы шли к ним? Зачем?..
Командир батальона еще раньше ушел левее, к центру батальона. Мы и эта неизвестная группа военных пошли друг к другу навстречу. В приближающейся группе была слышна русская речь. Одеты они были в серые наши шинели и шапки-ушанки и, только приблизившись, мы заметили у них на рукавах какие-то бело-сине-красные нашивки. Кто-то крикнул «Власовцы!».
Это были Власовцы! Немцы бежали, а эти подонки зашли к нам в тыл. В руках у них были немецкие автоматы, из которых они открыли по нам огонь. Стреляя на ходу, мы побежали на них. Увидя такую ситуацию, находившиеся левее нас бойцы тоже стали стрелять по неизвестной группе.
Началась рукопашная схватка. Схватив за надульник свой ручной пулемет, один из пулеметчиков, фамилию его я уже забыл, как былинный богатырь со всего размаха бил прикладом этих изменников нашей Родины, сейчас наших врагов.
Это была моя первая «встреча» с власовцами и мне лично в бою пришлось убедиться в их предательстве. Я увидел их бело-сине-красную тряпку, олицетворяющую предательство своей Родине, своему народу. Фашистские знамена со свастикой и эта власовская бело-сине-красная тряпка ненавистны мне (да и не только мне!), до сих пор.
За прорыв сильно укрепленной, глубоко эшелонированной обороны противника под Оршей и проявленное мужество в ноябре 1943 года я был представлен к правительственной награде.
Там же за проявленную храбрость, находчивость и мужество при отражении прорвавшихся слева фашистов с тыла был представлен к правительственной награде вторично, но награды так и не получил.
В составе 757-го стрелкового полка 222-й стрелковой дивизии этой же 33-й армии освобождал Белоруссию. Ее лежавшую в руинах столицу Минск, где нас со слезами неописуемой радости встречали среди развалин выходившие изможденные женщины. Жалость и злость вызывал вид этих измученных, чудом оставшихся в живых, женщин, вылезавших из под руин.
Освобождая Литву, особо запомнились города: Мериамполь, Каунас, где нас восторженно, с цветами встречало все население. Нас обнимали, дарили цветы, конверты, бумагу. У всех была неподдельная радость на лицах. Они сияли!
