Эта работа театра о великой цене Победы, пронизанная болью, сочувствием к невинным жертвам, показалась кое-кому тогда не ко времени. Уже начался «откат» от антисталинской платформы XX и XXII съездов партии. В ЦК и правительстве после отставки Н.Хрущева началось брожение. Одни надеялись, что продолжится отход от культовских традиций, тем более что новое руководство мыслилось как коллективное: Брежнев, Косыгин, Подгорный... Другие мечтали о полной реабилитации культа, о том, чтобы Сталин снова засиял во всей славе. Любимов же строил спектакль как рассказ о поколении, начавшем сознательную жизнь в конце страшных 30-х годов, а война стала самым светлым, как это ни страшно говорить, периодом в их жизни.
Репетировать спектакль начали задолго до получения разрешения цензуры. Новому театру нужен был репертуар, а в Управлении культуры пьесы читают долго и долго пишут заключения. К тому же, все тексты, используемые в спектакле, были опубликованы.
Одним из центральных эпизодов спектакля был сюжет под названием «Чиновник» о фронтовых мытарствах писателя Э.Казакевича, автора знаменитой «Звезды». Он ушел из газеты на фронт, будучи освобожденным от воинских обязанностей, убежал от бдительного чиновничьего ока, упрямо следуя своему пониманию человеческих обязанностей. А за ним следовали до 45-го года «дело о побеге», с одной стороны, и приказы об орденах за проявленную доблесть — с другой. Участвовали в этой новелле А.Демидова в роли жены Казакевича, Э.Кошман играл друга Казакевича, Л.Буслаев — самого Казакевича. Высоцкий играл «энкавэдэшника», который и преследовал Казакевича. Причем играл чрезвычайно сатирически. Он выходил на сцену прямо с письменным столом, великолепно и очень смешно с украинским акцентом произносил текст, выискивая во всех поступках Казакевича что-нибудь предосудительное, преступное. Читая рапорты, делал многозначительные паузы, отчего белое сразу становилось черным. Например, с особой злорадностью подчеркивал: «Казакевич сбежал!» А дальше следовало: «...из эвакогоспиталя в действующую армию». Но это для особиста как бы уже не имело значения. Или еще: «В последнее время Казакевич много говорил!», и только после паузы, недоуменно и разочарованно: «...о выезде на фронт». В результате получалась фигура страшная, невежественная, но облеченная властью. Все, смотревшие эту сцену — довольно трагическую, — почти рыдали от горького и злорадного смеха. Было у него в этой роли много импровизации. Это было и смешно, и жутко, потому что актер давал понять: человек-машина, творящий зло от имени власти, — не сценическая частность, а вполне реальная угроза нашей жизни. К сожалению, осенью 66-го эпизод пришлось из спектакля убрать, так как чиновники Управления культуры усмотрели намек на свой счет: «При чем тут 37-й год, когда вы говорите о войне? А Высоцкий! Кого играет Высоцкий?! У нас нет и не было таких людей!»
22 июня 1965 года состоялся первый показ спектакля Управлению культуры, проходивший в помещении Театра им. Моссовета, где «Таганка» играла свои спектакли во время ремонта собственного здания. В этот же день, но 68 лет назад — 22 июня 1897 года, — на знаменитой встрече гениальных российских режиссеров — В.Немировича-Данченко и К.Станиславского был провозглашен главный тезис организации нового театра: «Всякое нарушение творческой жизни театра — преступление!» У советских чиновников от культуры было свое понимание творчества...
Любимов, предчувствуя предстоящую борьбу, часть мест в зале распределил сам. Но в основном зал заполнили представители МК партии — довольно консервативные люди, большинство которых ни к театру, ни к искусству вообще отношения не имели. Их обязанностью было осуждать и хулить. Театр сделал невозможное: люди, которые пришли закрывать спектакль, плакали, смеялись, аплодировали так, что стопроцентного осуждения и проработки не получилось.
Но все же, спектакль к публике не допустили... У входа в театр вывесили объявление: «Спектакли «Павшие и живые», назначенные на 24, 27 июня; 3, 5 июля, отменяются». Билеты на спектакль были проданы на месяц вперед, но зрители билеты не сдавали и смотрели повторно «Антимиры» и «Доброго человека...».
30 июня театр снова проводит открытую репетицию «Павших». Состоялось еще одно обсуждение спектакля и снова премьера отложена. И в июле, и в августе шли обсуждения «Павших» — пять раз в Управлении культуры, в Кировском райкоме партии совместно с партийным активом района, на бюро райкома КПСС, на коллегии
Министерства культуры СССР в присутствии министра Е.Фурцевой, в Отделе культуры ЦК, в военной комиссии Союза писателей. Было внесено 19 поправок. Кроме официальных лиц, в этих обсуждениях принимали участие В.Плучек, О.Берггольц, С.Наровчатов, Л.Копелев, К.Симонов, П.Капица, Г.Бакланов, А.Вознесенский и др.
... За спектакль вступились писатели-фронтовики — Ю.Левитанский, Д.Самойлов, Б.Окуджава, А.Твардовский, Е.Винокуров и др. Под непрекращающимся давлением общественности Управление вынуждено было «поднять вверх руки» — и премьера для всех состоялась 4 ноября 1965 года.
Интересно было художественное решение спектакля: подиум из трех сходящихся помостов, меняющий цвет экран на задней стене сцены и чаша Вечного огня. На сцене в финале вспыхивает и горит натуральное пламя Вечного огня, предвосхищая то, что позже зажгут в Александровском саду у стен Кремля.
Художник-декоратор Д.Боровский, который через полгода придет работать на «Таганку», был поражен увиденным: «Когда вспыхнул огонь, я оторвался от спинки кресла и не дышал до самого конца. Порой в театре очень трудно зажечь даже одну свечу, кое-где и курить на сцене в спектакле запрещено, нужно биться с пожарниками. Но чтобы огонь? Пламя огня? Неслыханно. Это было для меня ошеломляюще по дерзости театра. По сути, это был вызов! Священный огонь! Учтите, Вечного огня в Москве тогда еще не зажгли...»
Каждый раз весь зрительный зал вставал, чтобы почтить память погибших минутой молчания... На всех спектаклях зрители плакали. Спектакль стал событием.
Актеры играли без грима. Никто из них не старался быть похожим на своего героя, не подражали поэтической манере какого-либо поэта. Просто каждый из актеров стремился донести до зрителей прекрасные стихи. В конце спектакля Высоцкий пел песню на стихи Ю.Левитанского «Дорога». А в самом финале Высоцкий исполнял песню на стихи белорусского поэта Анатоля Вертинского — «Каждый четвертый».
В спектакле Любимовым была задумана новелла «Диктатор-завоеватель». В ней выходят четверо немецких солдат с закатанными рукавами, бравые, наглые, как они шли по нашей стране в начале войны. Для этой сцены Высоцкий написал песню «Солдаты группы "Центр"». Кроме того, он предложил в спектакль еще четыре песни: «Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог...», «Звезды», «Высота» и «Братские могилы». Но Любимов их не принял, понимая их непроходимость через цензурные рогатки.
