Жуков признается в своих мемуарах, что когда они работали над планом Берлинской операции, то принимали в расчет действия западных союзников{330}. Он даже говорит о том, что у советского командования существовало беспокойство относительно поведения британского военного руководства, которое все еще вынашивало планы захватить Берлин раньше Красной Армии. Но Жуков не упомянул, что 7 марта, за день до того, как его вызвали в Москву, части американской армии захватили мост через Рейн в Ремагене. Для Сталина стало совершенно ясно, к чему может привести столь быстрое преодоление союзниками рейнского барьера.
Советский лидер знал, что англичане не теряют надежды захватить Берлин первыми. Еще во время визита Черчилля в Москву, в октябре 1944 года, фельдмаршал Алан Брук сообщил Сталину о том, что после окружения Рура "вектор наступления союзных армий против держав оси будет направлен в сторону Берлина"{331}. Британский премьер, со своей стороны, добавил, что союзники надеются окружить в Голландии около ста пятидесяти тысяч немцев, после чего будет немедленно организовано наступление на Берлин. Сталин никак не прокомментировал эти высказывания.
У советского лидера была очень серьезная причина, побуждавшая его захватить германскую столицу раньше своих союзников. Еще в мае 1942 года, за три месяца до начала Сталинградской битвы, он пригласил к себе на дачу Берию и ведущих советских ученых-физиков{332}. Вождь пришел в бешенство от полученной разведывательной информации, в которой говорилось, что американцы и англичане работают над созданием урановой бомбы. Сталин обвинял советских ученых, что они не воспринимают эту опасность всерьез, хотя сам он несколько ранее называл все эти сведения о производстве атомного оружия не иначе как "провокацией". Первые разведданные на этот счет поступили от британского шпиона Джона Кейрнкросса в ноябре 1941 года. Неверие Сталина в возможность создания атомного оружия курьезно повторяло его поведение перед началом германского вторжения в Советский Союз, когда он отказывался приводить войска в боевую готовность.
Но последующие три года советская атомная программа развивалась бурными темпами. Ее ускорению содействовала информация о деталях Манхэттенского проекта, получаемая через разведывательные каналы от коммунистически настроенных ученых, подобных Клаусу Фуксу. Берия лично курировал советский проект и поставил под полный контроль НКВД команду физиков во главе с Игорем Курчатовым.
Однако главной трудностью для советских ученых являлась нехватка урановой руды. В Советском Союзе еще не было открыто ни одного месторождения этого минерала. В Европе главные залежи урана находились в Саксонии и Чехословакии, то есть под контролем нацистов. Однако до вступления Красной Армии в Берлин советская сторона, пожалуй, имела лишь очень поверхностное представление о находящихся в тех местах ископаемых. Советская закупочная комиссия в США, согласно инструкциям Берии, запрашивала американскую Администрацию по торговле военной продукцией о возможности продажи СССР восьми тонн урановой окиси. Правительство Соединенных Штатов после консультации с генерал-майором Гроувзом, возглавлявшим Манхэттенский проект, решило продать советским представителям чисто символическую долю из запрашиваемого объема вещества, и то лишь для того, чтобы получше разузнать о намерениях Советского Союза.
В 1945 году залежи урана были обнаружены в Казахстане, однако пока только в незначительных количествах. Поэтому основная надежда Сталина и Берии состояла в том, чтобы захватить немецкие запасы еще до того, как к ним подступятся западные союзники. Берия располагал информацией советских ученых, которые ранее работали в Германии, что центром немецких атомных исследований является Институт кайзера Вильгельма в Далеме, расположенный на юго-западной окраине Берлина. Работы велись в длинном бункере, известном как "Дом вирусов"{333}. Это кодовое название, очевидно, было присвоено ему, чтобы избежать внимания посторонних глаз. Неподалеку от входа в бункер стояла башня-громоотвод, располагавшаяся прямо над циклотроном, способным вырабатывать энергию в полтора миллиона вольт. Берия, однако, не знал, что большая часть ученых, оборудования и материалов Института кайзера Вильгельма, включая семь тонн окиси урана, была эвакуирована в Хайгерлох, находящийся в Шварцвальде. Но из-за творящейся в Германии неразберихи многие грузы, предназначенные для института, по-прежнему отправлялись в Далем вместо Хайгерлоха. Поэтому захват Далема не являлся для СССР совершенно уж бесполезным предприятием.
Лидеры нацистской партии никогда не сомневались, что битва за Берлин будет означать кульминацию всей войны. "Национал-социалисты, - утверждал Геббельс, - либо одержат в Берлине победу, либо там и погибнут". Возможно, министр пропаганды даже не подозревал, что он перефразирует известное изречение Карла Маркса: "Кто обладает Берлином, тот обладает Германией"{334}. Однако Сталин, напротив, хорошо помнил эту цитату. Но самое главное, он помнил ее окончание - "кто контролирует Германию, тот контролирует Европу".
Но американские военные руководители явно не рассматривали всерьез проблему стратегического значения Германии для будущей расстановки сил в Европе. Такое положение дел вынуждало Алана Брука на нелицеприятные высказывания в адрес своих союзников. Так, после рабочего завтрака с Эйзенхауэром 6 марта в Лондоне он отметил: "Нет сомнения, что он [Эйзенхауэр] чрезвычайно привлекательный человек, но в то же время у него явно отсутствует стратегическое мышление"{335}. Однако Бруку было невдомек, что американцы на этой стадии войны просто не считали нужным рассматривать Европу со стратегической точки зрения. Они имели простую и ограниченную цель: как можно с меньшими потерями и максимально быстро выиграть войну против Германии, а затем сконцентрировать все усилия на разгроме Японии. Эйзенхауэр, подобно своему президенту, начальникам штабов и другим представителям власти, просто не хотел забегать вперед и совершенно недооценивал сталинский характер. Некоторые британские офицеры считали, что поведение Эйзенхауэра в отношении советского лидера можно выразить словами "давай, Джо"{336} - это выражение использовали лондонские проститутки, когда приставали к американским солдатам.
2 марта Эйзенхауэр послал следующий запрос генерал-майору Джону Р. Дину, главе американской военной миссии в СССР: "Произошли ли какие-нибудь изменения в планах командования Красной Армии в связи с быстрым развитием операций на советско-германском фронте?" Эйзенхауэр уточнял: есть ли какая-нибудь новая информация, отличная от той, которую союзники получили от Теддера еще 15 января{337}? Главнокомандующего союзными войсками в Европе также интересовало, будет ли на Восточном фронте "затишье в операциях с середины марта до середины мая?". Однако Дину не удалось узнать что-либо полезное от генерала Антонова. В конце концов русские ввели в заблуждение Эйзенхауэра, скрыв свое намерение захватить Берлин первыми.
