Вообще, рок-н-ролльное братство (а точней – встречи с коллегами-соратниками) не способствует умеренному потреблению спиртных напитков. А потому следующие за Санкт-Петербургом гастроли в Липецк (10,11 октября) в этом плане можно считать практически безалкогольными…
Глава XXVI. О ВРЕДЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ВЪЕЗДА В ГОРОД
Я уже говорил о нашем добром сотрудничестве с Михаилом Оразовым – и на московском концерте в «Ладоге», и во время поездки в Тулу. На этот раз он объявился с предложением гастролей в Мурманск. Правда, меня несколько удивило, что «заказывала музыку» организация, не собиравшаяся устраивать концерт в зале: мы должны были трижды выступить в одном и том же клубе! Но я уже давно зарекся анализировать «странности» каждого нашего партнера по концертной деятельности, а потому решил не вдаваться в подробности. Гонорар за выступления соответствовал нашему тарифу, и выдрючиваться в данной ситуации было бы «моветоном».
Из моего предыдущего повествования вы уже знаете, что обычно мы выезжаем на гастроли по стандартному сценарию. Встречаемся где-то в метро, дожидаемся полного сбора всех участников коллектива, а затем двигаемся в направлении поезда или иного транспортного средства. Изначально выпивать хотят не все, но наличие сугубо мужского коллектива в корне душит все элементы борьбы с собственными пороками, и уже по дороге к поезду начинается покупка алкоголя, в 99,99% – конкретно водки.
В авиаполетах все обстоит почти аналогичным образом, однако наличие впитанной с социалистической юности возможности не войти в самолет «будучи в нетрезвом виде» (тогда Аэрофлот усиленно боролся с пьянством) все же как-то дисциплинирует. Поэтому крематорцы старались как-то соответствовать своему авиационному образованию (напомню, мы с Арменом окончили Московский авиационный институт, Сараев и Мурашов являлись выпускниками Московского института инженеров гражданской авиации). Четверо из шестерых – довольно много для уважения летающих железяк (я имею в виду самолеты).
Но в тот раз (видимо, что-то неправильное витало в воздухе) все обстоятельства способствовали порочному времяпровождению. А потому в Мурманск мы прибыли в «сильно раскрепощенном состоянии». Конкретно это означает: прерывистые воспоминания, бессвязные разговоры, выпадение отдельных персонажей из числа общающихся и – как следствие – жестокое утреннее похмелье…
Итак, из «фирменного» микроавтобуса, доставившего нас к центральной гостинице «Мурманск», мы выползали с песнями и плясками. Программа неформального общения во время перелета была столь же насыщенной, как и путь от аэродрома, а потому мы быстренько разбрелись по номерам и вскоре спали «без задних ног».
Утром я проснулся (скорее очнулся) с гадким вкусом во рту. Подниматься, а тем более что-то делать, не хотелось. Но походная труба (естественно, воображаемая) неутомимо трубила подъем, и я решил начать день с самого главного: на всякий случай проведать свою гитару. О ужас! Ее нигде не было. Я судорожно начал обыскивать свой трехкомнатный номер, но результат был все столь же плачевным. Через десять минут я уже взбудоражил Оразова и остальных крематорцев, требуя от них малейших подробностей нашего ночного прибытия в гостиницу. Оставалась надежда на то, что кто-то из ребят мог захватить мой инструмент в свой номер, либо – это тоже давало шанс – гитара могла остаться в фойе гостиницы, где мы должны были заполнять анкеты постояльцев.
Увы, почти никто ничего не помнил, точнее всем казалось, что гитара – вроде бы – была. Мне уже стал представляться самый худший вариант, и моему отчаянию не было предела. Специально предпринятая когда-то поездка за инструментом в далекую Голландию закончилась банальным алкогольным финалом. Как вдруг – о счастье! – Мишка Оразов, участвовавший в перетряхивании моего номера, закрыл дверь в спальню, и открылась абсолютно незаметная до этого ниша. В ней мирно чернел чехол моей родной «Ямахи».
Объяснение было крайне простым. Вчера я заметил эту нишу и в полубессознательном состоянии бережно поместил в нее гитару. И, конечно, моментально забыл об этом, когда завалился спать. Так собственная глупость обернулась полуторачасовой нервотрепкой…
На самом деле, вчера перегрузились все. Григорян, который всегда достаточно ревниво относился к всевозможным интервью, радио- и телеэфирам, нашел предлог не ехать на мурманское радио и отправил туда меня и Оразова. Пока мы в течение часа изо всех сил рекламировали наши концерты и отвечали на вопросы радиослушателей, остальная компания оттягивалась в гостинице, одновременно слушая нас по радиоприемнику. Вообще, мурманская поездка была организована неплохо. О рекламной поддержке стоит сказать отдельно. На центральной площади города красовалось электронное табло (там же находилась наша гостиница), на котором время от времени высвечивалась информация о концертах «Крематория». Что и говорить, это было приятно.
Мурманские концерты прошли нормально, хотя контингент посетителей клуба оказался весьма специфическим. Да и как могло быть иначе, если концерт начинался около полуночи. Ведь пришедшие зрители автоматически становились пленниками дорогого заведения до утра. Честно скажу, мне трудно представить типичного крематорского слушателя в качестве посетителя подобного клуба. Но, как бы то ни было, Оразов успешно провел очередное мероприятие «Крематория». А группа уже 19 октября была в Москве. Через неделю должна была начаться работа над будущим альбомом крематорских суперхитов.
Глава XXVII. РЕАЛИЗМ В СТУДИИ ИМ. ГОРЬКОГО
При записи музыкальных произведений в студии инструменталисты обычно работают в следующей последовательности:
1) ударные;
2) бас-гитара;
3) всевозможные ритм-гитары и клавишные;
4) солирующие инструменты;
5)основной вокал и вторые голоса.
Мы не изобретали велосипеда: запись начал наш барабанщик Андрей Сараев. В большом зале при тон-студии киностудии им. Горького он целый день выставлял барабаны и дотошно отстраивал звук, а со следующего дня начал методично, одну за другой, записывать песни. Я уже говорил, что Андрей постоянно интересуется новинками современного саунда и старается расширять свой технический арсенал. Кроме того, у него ровный и покладистый характер – поэтому никаких претензий к нему ни у кого не возникало – ни по профессиональным вопросам, ни в области человеческих отношений. За несколько смен (единица студийного времени, обычно – 8 часов) он оперативно закончил свою работу. Вообще, барабанщику можно позавидовать в том смысле, что он раньше других членов группы освобождается от записи. После этого ему остается лишь волноваться и давать советы.
