После гон-чжя начинаются снова диспуты лхарамб уже в главном дворе перед храмом Чжу и продолжаются до вечера.
Этим кончается день монлама.
Раздача духовенству монет, кроме утренней, происходит по мере поступления пожертвований. Обыкновенных раздач бывает четыре: одна монета от далай-ламы, одна монета от банчэн-эрдэни, 15-го числа – одна монета из процентов неприкосновенного капитала одного камского купца и 24-го – одна монета от центрального правления Тибета – дэбашуна. Частный жертвователь должен внести, при желании раздачи по одной монете, 80 ямбов, или 26 666 2/3 местных монет (около 5333 р. 33 к.). Сумма пожертвований должна быть внесена в казну лабранских чянцзанов, которые и берут на себя дальнейшие хлопоты, конечно, не без выгоды для себя, так как установленная сумма взноса выше действительно раздаваемого количества. Расходы же на чай и кашу едва ли превышают 30–35 тысяч рублей на наши деньги.
Всех денег, получаемых в обыкновенное время одним монахом во время всего монлама, бывает от 15 до 20 местных монет, т. е. от трех до четырех рублей.
В дни, когда нет раздачи денег, к воротам при выходе подходят те же лица и счетчики, и вместо денег перед каждым монахом помахивают хадаком, привязанным к свертку бумаги (или палке?). Этим действием как бы каждому духовному подносится хадак, так как нельзя отпускать духовных без вознаграждения. К этому добавляют, что прежде, когда у людей было больше благочестия, жертвуемых денег хватало на каждый выход. Но теперь времена испортились!
3 марта. Незадолго до окончания монлама в Лхасу сзывается из своих домов по деревням гарнизон тибетского войска. Солдаты прибывают из деревень и размещаются по частным квартирам. Гарнизон этот состоит из пехоты и конницы. Обучение его производится за городом, на северной стороне его, но в городе он в полном своем составе участвует на церемонии сжигания дугчжубы, которая на этот раз происходила, как сказано выше, 24-го числа этой луны. Впереди пехоты ехали военачальники (дабонь), в конце каждой сотни на лошаках какие-то лица, по-видимому, нечто вроде знаменосцев. Вооружение пехоты: сабли, луки и щиты; на теле – чешуйчатый панцирь, на голове – шлем. Щиты, по-видимому, из плетеного тростника (мелкого бамбука). Впрочем, в вооружении нет единства: некоторые имеют пики, некоторые – луки, а некоторые – фитильные ружья.
При вступлении в город и также при шествии церемонии пехотинцы то и дело палят холостыми зарядами. Конные – также в шлемах и панцирях, в руках у них пики, на спине фитильные ружья с рожками (ножками), на бедрах луки и колчаны с четырьмя стрелами. Военачальники ехали на прекрасных лошадях, в парчовых халатах, в собольих, на маньчжурский образец, шапках с шариками на макушках, вооружение их – лук и колчан с пятью стрелами; на плечах – коротенькая соболья накидка, вроде пелерины. По городу конница шла двумя рядами, гуськом, на некотором расстоянии друг от друга. Между этими рядами ехали военачальники со свитой. Лошади простых воинов плоховаты и малорослы, так как все местной породы.
Сегодня за городом на участке, принадлежащем князю Лха-лу-гуну, подле его усадьбы, происходил своего рода осмотр «конницы». Я не застал начала, но прибыл к средине его. По одному краю площади была вырыта прямая неглубокая канавка, на протяжении около 100 саженей в направлении с юго-запада на северо-восток. На восточной стороне растянута большая палатка, под которой сидели военачальники. Площадь была свободною, а края ее и ближайшие поляны были заняты палатками более богатых зрителей, между коими располагались там и сям кружки семейств и знакомых. Расставлены были и столы торговцев булками, лепешками, вином и вообще съестным. Тибетцы, не любящие упускать случая загородных гуляний с выпивкой и игрой в кости, прибыли сюда в большом числе.
Подле вышеупомянутой канавки, саженях в 50 друг от друга, были повешены мишени, состоящие из мягкого круга около 0,5 аршина в диаметре. Выезжают всадники к юго-западному концу канавки по пяти человек, затем скачут по очереди, по одному. Всадник пускает лошадь в галоп.
Около первого круга он снимает из-за плеч ружье и стреляет по мишени холостым зарядом, затем, надев ружье, до следующего круга снимает лук, вынимает из колчана стрелу и пускает ее во вторую мишень. Это же самое проделывают и последующие. Несмотря на то что в мишени приходится стрелять почти в упор, многие промахиваются и стрелы вонзаются в землю на площади. Кроме этого, бывает много неудач: некоторые падают с лошади, некоторые не успевают проделать второй стрельбы, некоторые вместо того, чтобы надеть ружье, роняют его за спину, и т. п., но лошади всегда пробегают безошибочно по канаве, со свойственным тибетской породе смирением.
Когда кончается упражнение одной партии в пять человек, то она, спешившись, подходит к палатке военачальников и все получают в подарок по два хадака, что ценится на наши деньги в 12 копеек. После получения подарка они делают перед начальством нечто очень похожее на дамский реверанс и уходят, размахивая руками, к своим лошадям, сев на коих отъезжают, а на смену им выезжает следующая пятерка всадников.
Это длится до самого вечера, и мне не удалось дождаться конца, так как нужно было ехать домой в город.
Весь гарнизон, созванный в Лхасу, доходил до 500 человек, 3 сотни пехоты и 2 сотни конницы.
26 марта, а по местному 19-го числа второй луны, происходит второй съезд монахов Сэ-нбра-гэ-сума для чтения так называемого «малого» монлама или цог-чод-монлама. Первый, большой, монлам читается ради долгоденствия и благополучия маньчжурского императора, а малый – в тех же видах для далай-ламы. Разница между ними, во-первых, в числе дней чтения (первый длится 20 дней, а этот – 10 дней), во-вторых, на первый должны собираться все монахи без исключения, на второй же могут не являться те, кто внесет 1/3 монеты в Брайбуне и 2/3 в других монастырях – в пользу цокчэнских шамо. В остальном происходит почти буквально повторение большого монлама, но, в соответствии меньших размеров.
30 марта я впервые увидел того человека, который вскоре должен быть изгнан в виде человеческой жертвы за долгоденствие далай-ламы. Это – мирянин, довольно хорошо одетый. Говорят, что он служил писцом в канцелярии духовных дел (иг-цан) при далай-ламе. Он обходил лавки торговцев и собирал милостыню или, скорее, подать с торговцев. Каждый торговец должен дать 0,5 монеты или вещь этой стоимости. Помимо этих обязательных подачек к нему стекается немало и доброхотных даяний, так как верят, что он примет на себя и грехи подающего. Он ходит с пушистым черным яковым хвостом, который он имеет при себе и при церемонии изгнания. Сопровождает его прислужник, которому он передает получаемые вещи.
