дни, и близость сохраняющего порядок полка начинает высоко котироваться; в других случаях артиллерия ко мне не слишком льнула, вследствие моих отношений к командиру нашего артиллерийского дивизиона, оставлявших желать лучшего. За мной должны были следовать, под командой Марушевского, 7-й и 8-й полки: первый назначался в дивизионный резерв, второй – для занятия левого, явно безопасного участка дивизии. 5-й полк уходил в корпусный резерв самостоятельно, спокойной дорогой мимо озера Бык.
Было уже близко к 5 час. утра, когда я вышел из своей хаты и не узнал окрестностей Лаваришек. Вместо кишевшего вчера муравейника, поля кругом представляли пустыню. Оперативное понимание за год войны очевидно получило широкое развитие даже среди обозов; ночью явно циркулировали панические слухи, и ярмарка, немного покормив лошадей, начала погонять дальше по всем возможным и невозможным дорогам. Может быть рассасывание этого скопища в ночные часы представляло и плод активной работы некоторых сотрудников корпусных штабов.
Роты и батареи готовились к выступлению; я ожидал назначенного часа. Но за 30 мин. до его наступления меня неприятно поразило извещение штаба дивизии, что 7-й и 8-й полки, долженствовавшие образовать арьергард, снялись в 3 часа утра со своей позиции. Так как дорога оказалась свободной, то полковник Марушевский, человек очень предусмотрительный, испросил разрешение начальника не морить даром стрелков 2 ч. 30 м. у большака, а двигаться по прямому своему назначению, через з. Осиновку; 7-й и 8-й полки таким образом выиграют для отдыха 2 лишних часа и явятся более свежими в распоряжение начальника дивизии; что касается их арьергардной роли, то 6-му полку, на его марше, опасность сзади, с востока, конечно угрожать не будет. Очень опасен удар с севера – но здесь может помочь не арьергард, а только 7-я Сибирская дивизия, которая должна оставаться на своих позициях, прикрывающих дорогу, до 6 час. утра. Начальника дивизии уговорили; колонна Марушевского уже скрылась, с ней ушел и штаб дивизии; было немного неловко, что арьергард [76] улизнул ранее главных сил; начальник дивизии извинялся за изменение отданного приказа и предоставлял мне начать отход за полчаса до указанного мне времени.
Начинались шуточки. Конечно просить себя дважды двинуться вперед со своей колонной я не заставлял. Мои артиллеристы очень подозрительно смотрели на образовавшуюся вокруг нас пустоту. Батареи оказались запряженными, и колонна тронулась не теряя ни одной минуты, хорошим шагом.
Мой полк не успел однако еще вытянуться из Лаваришек, как ко мне подскакал ординарец 28-го Сибирского стрелкового полка. Ему было приказано доложить устно мне – старшему из встреченных начальников 2-й Финляндской дивизии, что их полк, долженствовавший прикрывать прохождение полка по участку з. Крапивница – з. Козловка, выступил из з. Пукштаны в 4 час. утра, оставив в 2 верстах севернее большака, в лесу, арьергарды; но так как немцы в больших силах подходили к арьергардам, то и последние ушли. Толковый ординарец сообщил мне, что по его догадкам и стоявший правее 28-го Сибирского полка 27-й Сибирский полк вероятно уже снялся и ушел. Командир батальона 28-го Сибирского полка, ушедший со своей позиции бокового арьергарда за 2 часа до указанного ему срока, считал своим долгом предупредить меня, что большак более никем не прикрывается и что немцы идут на пересечку моего пути. Сделав этот обстоятельный доклад, сибиряк-ординарец, по-видимому не рассчитывая на какую-либо благодарность с моей стороны, круто повернулся и ускакал полным ходом.
По-видимому опытные люди в штабе 10-й армии предусматривали возможность такого казуса, так как в архиве хранится особенное предупреждение, переданное по радио, служебным кодом, накануне вечером от имени командующего 10-й армии: «Отход на следующую позицию должен начаться в 6 час. утра согласованно с соседями. 9827. Радкевич». Эта радиограмма была адресована Флугу, Мехмандарову, Гернгроссу. Но что-то томило по-видимому начальника штаба 10-й армии, так как он счел необходимым, как только установилась проволочная связь, дополнительно послать следующую телеграмму, уже одному только Флугу: «123. Отход левого вашего фланга может начаться не ранее 6 час. утра 19/IX, как это указано в директиве 9827. О получении сего прошу уведомить меня. Номер 1842. Попов». В архиве не сохранилось соответствующего оперативного дела штаба II корпуса, но Флуг и его временный начальник штаба Шильдбах, несомненно не оставили без внимания указания командующего армией и передали его по назначению. Это видно хотя бы из того, что и в приказе по III Сибирскому корпусу, и по 7-й Сибирской дивизии, отчетливо указывается, что арьергарды должны держаться до 6 час. утра, и только затем, после прохода 2-й Финляндской дивизии, сниматься уступами, начиная с левого фланга. И эти приказы были прочитаны командующим 28-м полком: это видно из того, что командир I батальона 28-го Сибирского полка представил реляцию (дело № 366271), в котором говорилось, что батальон снялся со своей позиции в 2 ч. 30 м. утра 19 сентября и начал отходить к штабу полка в з. Пукштаны, а в з. Осиновку прибыл в 6 час. утра. Последняя цифра очевидно в штабе 28-го Сибирского полка была переправлена химическим карандашом с 6 на 8. [77]
Теперь у меня, после исследования архивов, имеется по крайней мере утешение, что высшее начальство вдумчиво пеклось о безопасности моего отхода. Тогда и этого утешения не было. Жаловаться не приходилось – на фланге висели немцы. Обдумывая теперь явления этой ночи, я прихожу к выводу, что практика полугодовых отступлений выработала такое понимание «согласованности» отхода, что каждый должен постараться надуть соседей и уйти за 3 часа до назначенного срока; когда это надувательство происходило во всеармейском масштабе, то получался удивительно дружный, одновременный отход. Я один как новичок попал в компанию слишком опытных игроков и по своему простодушию и доверию к приказам начальства попал впросак.
Колонна, пока я обдумывал сложившуюся обстановку, втянулась в густой лес. Я выслал вперед команду конных разведчиков. Разделившись на 2 взвода, она должна была свернуть налево, на север, по проселкам от з. Крапивницы и з. Котловки, организовать разведку, спешиться и задержать огнем немцев. Батареям я приказал принять на правую сторону большака; по левой стороне дороги, подбегая, подтянулись мои роты и стали между орудиями и немцами. 5–6 км, которые оставались до самого опасного пункта, з. Котловки, колонна покрыла в течение одного часа. Ни малых, ни больших привалов на всем переходе не было. Лица у стрелков стали серьезны; я объяснил стрелкам, что слева на колонну могут выскочить 1–2 роты немцев; они знали, что им делать, и немец днем в упор их не пугал; едва ли бы нам удалось увезти орудия, но свалка произошла бы изрядная – роты были готовы огрызнуться, как следует.
