И, чувствую, язык мой английский был неплох — и в тексте (слава Богу, Присцилла кое-что поправила!) — и в ответах устных. Так что — успех. Завалил их идеями. Жена президента сказала: «О, сколько Вы подали идей — для работы!» — той самой, над которой я иронизировал в отношении американцев.
Все время заедать тянет волнение: поклевать то кукурузы зерна с маслом земляного ореха — нашим бы в Москве такое!..
Вчера в 5, при притоке тоски, позвонил своим: ой, как любовь полилась оттуда сюда и отсюда туда!
— Что едите?
— На рынок ходила, купила. А у Лары с того лишаями тело покрылось — там же не проверяют, исчез медицинский контроль… Ой, она меня бьет, что тебе рассказала!
— Ой, бьет — какое родное! Меня бы кто из вас побил! Лариска! Дай мне ее! Тебе кисти нужны? Тут дорогие, правда.
— Нет, привези карандаши «кохинор» и ластики стирать. Бабушку поздравь — завтра у нее день рождения!
Вот ведь — и забыл: матери —87 лет! Во — дай Бог!
Настя — в Мексике до конца ноября. Семья в разрыве, рас- хлесте. Так тянет свиться всем в гнездо.
А там, в стране, грядет ужас и хаос — энтропия и смутное время.
— Ничего, — утешает Юз: ему-то легко отсюда! — Смутное время переживете — на пути из ада советского в рай…
— Да уж где рай-то?
— Да, и здесь не рай.
— И лучше хоть какая власть, чем совсем никакая: каша воров и бандитов…
Холодно становится. Надо пойти хоть что-то купить — в магазине «доброй воли» по дешевке. Не просить же у Юза, как хотел, — на время, потому что настоящие вещи собирался покупать при отъезде, в Нью-Йорке. И так обостренно-настороженны к моим звонкам: опять чего-то просит: как тут постричься или на аэродром добраться — не намекает ли, чтоб его подвезти?
Неприятно быть клиентом. А приходится: не знаешь же здешних порядков…
5 ч. Обокрали! Ну— легко. В магазине «доброй воли» оставил я сумку на полу и пошел искать зеркало — шапочку меховую примерять. Вернулся, а сумочки и нету. Засуетился я, а и объяснить толком не могу! Может, и не украли, а служители просто прибрали беспризорную сумочку, что я на распродаже за 2 доллара в сентябре купил, и в ней рюкзачок лежал — за доллар купленный: много покупать я собирался!.. Ой, как в уныние впал сразу, хотя и мелочь!.. Но потом, разгоняя тоску на велосипеде, повеселел и понял: ну что ж, подарил сумочку в магазине «доброй воли» кому-то. Туда же люди ТАК сдают вещи, а ты разве что когда жертвовал, милостыню какую? Вот и берет с тебя Господь дань — забывчивостью, рассеянностию, глупостию. Она же — тоже роскошь в этом мире, и за дар этот надо хоть немножечко — платить!
Так рассудив, утешился.
Власть с нечистой совестью — наилучшая
Но все не оставляет прозрение глупости уже нашей общей — демократической эйфории в Советском Союзе. Как ликовали мы, созерцая развал партии и неуклюжие маневры ее боссов сохранить себя!.. Но вот развалилось все — и теперь видно, что не только себя они спасали, а были плотиной — хоть какой — к разрухе и голоду, и преступности. Хоть какая — а структура. А как она создается трудно! И создалась в итоге довольно широкая, и можно в ней было жить — на советчине эпохи коррупции, Брежнева. Как говорил Мераб Мамардашвили (сравнивая немецкий фашизм и русско-советский строй): если дурной порядок, злая система работает хорошо — тогда жить нельзя. Но когда плохо — тогда еще можно: щели, поры, гниение! — живое состояние, органическое…
Или как я на днях студентам сказал: лучший строй был в России дважды: царская Россия в 1913 году и брежневский «застой». То есть оба — накануне развала. И тогда-то система самая широкая и удобная: всем в ней жить удается — и марксистам, и евреям при царе. И купцам и ученым. А тут — и диссидентам, и чудакам, как я, при «застое»-то.
И что значит «нравы и обычаи»! Недаром философы (Декарт) рекомендовали уважать их, считаться. Вот развалились сейчас все обычаи и нравы — и растерян ты, не знаешь, куда пойти за чем. А раньше — знал. «Заявку» в издательство нести. До пенсии доработать… Устроились мы под конец со Светланой — оба в академических институтах, на какую-то спокойную старость. И вот — каша, и незачем тебе пенсию иметь, ничего снова не издать — некому.
И как Победоносцев о России, коли ее отпустить: «Ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек» — так и будет.
Как история сложна и хитра — и как мало мы можем понимать, чего-то хотя и добиваясь! Себе ж на погибель — интеллигенция расшатала советскую власть и партию и ее аппарат. Попировала в ругани 5–6 лет, ничего не создавая творческого. А теперь— валится вразнос все — и их журналы, уже либеральные, выписывать не будут. И книги издавать не будут. И еды не будет. И начнется разгул кровавый. Ничего не будет стоить взломать дверь, убить, забрать, уйти; никто и не спросит, не поймает и ловить не будет… И вот приеду— ЖИРНЫЙ! насосавшийся долларов. Вот кого потрошить-то сам Бог велел!
О, бедная моя семья!.. А и Светлана растеряна: как ликовала, театр демократизации созерцая!
Как хороша власть — которая с нечистой совестью! Мягка тогда. Как и партия на закате. А кто с чистой совестью? Гитлер! Ленин! Сталин! Все вины — до них и вне них. Так что могут лютовать — набирать вины на свою «табула раса» чистой совести!
Да, снова: «Кто я? Где я? В какой стране живу?» Как Шарлотта в «Вишневом саде».
ВИРУС СЕПАРАЦИИ
Еще думал — что тут, в Америке, какой-то вирус сепарации. Вот жду, что меня заберут Злобины — Грета и Марк — на обед. Их со мной связала Катя Кларк. Но с Присциллой они не говорят, как она мне сказала утром. Ну — понятно: соперники-русисты!
Но ведь и между мною и Юзом и Ирой — какое охлаждение! Я им неприятен должен видеться — во всем уже: в повадках. Уж не скажет Ирина, как вначале, меня кому-то рекомендуя: «Гачев — джиниус». И мне она такою в глазах стоит: вчера зашел к ней в офис, когда она огромное яблоко зеленое в маленький ротик влагала; и ей неприятно, что я зашел в такую ее интимную минуту — вкушения маленькой детской радости. И оба еле удерживали нелестные взгляды…
1.40 вечера. Только сейчас разгулял, кажется, напитки вечера: водка, вино, кофе. Почему воды у них нет за столом — минеральной или соков? Ведь пить просто хочется жидкости, а наливаться приходится виски, вином и кофе. И фруктов не дают. Такой ритуал — сухой. Грубость это…
9.11.91. Опять утро, солнце, ты за машинкой, в своем пространстве и времени — веселей! Все просто — как поднять тонус: выйти на воздух и подвигаться, разогнать кровь — раз. А во-вторых, скинуть набор дел с головы-души: перенабрав их, удручаешься от тяжести и уныния, душа теряет легкость, летучесть, свободу. Тверди Демокрита: «Кто хочет иметь хорошее расположение духа, пусть делает мало дел — как для себя лично, так и для пользы общества»… И так ты вона сколько дел делаешь: одних страничек тут уж полторы сотни накатал — жизне- мыслей. А еще и лекции, и чтение, и проч.
