Андропов спешил в своих делах и после избрания его Генеральным секретарем ЦК КПСС. Через 10 дней он уже выступает на Пленуме ЦК КПСС, излагая свои планы совершенствования экономики, жизни общества, функционирования государства. Избрание в секретари ЦК КПСС Рыжкова, выдвижение на более важную позицию в Политбюро Горбачева, назначение Громыко первым заместителем Председателя СМ СССР должно было обозначить формирование в руководящих органах «группы Андропова». В нее, конечно же, входил и играл там важную роль его старый друг — министр обороны Устинов. Для меня загадкой было избрание на этом пленуме в члены Политбюро Г. А. Алиева и перевод его в Москву первым заместителем Председателя СМ СССР. Он никогда не был среди друзей Андропова и олицетворял самое близкое окружение Брежнева, подвергавшегося в некоторых кругах общественности серьезной критике. Андропов, делившийся многим, никогда не касался причин выдвижения Алиева. Мне казалось, что это продуманный ход, направленный на ограничение власти Председателя СМ СССР Тихонова, который после проведенных перестановок был окружен двумя членами Политбюро и находился как бы под контролем этого руководящего органа партии.
23 ноября сессия Верховного Совета СССР назначает Андропова Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
Я иногда задумывался: какой была бы ситуация, если бы был жив Суслов? Он, конечно, не претендовал бы на роль лидера партии и государства, но переход Андропова из кресла председателя КГБ в кресло Генерального секретаря был бы гораздо сложнее, а при некоторых условиях, связанных с активностью группы Черненко, и невозможен. Но судьба распорядилась таким образом, что во главе великой страны встал умный, честный и деловитый руководитель.
21 декабря, немногим больше чем через месяц после прихода Андропова к руководству страной, в Москве состоялось большое торжественное заседание, посвященное 60-летию образования СССР. В присутствии 134 делегаций из 112 стран мира Андропов изложил перед международной общественностью и народами СССР свое кредо во внешней политике, в отношениях между государствами, развитии СССР и национальной политики внутри страны. Перед миром предстал руководитель, хотя и разговаривающий с позиции силы, но в то же время ищущий пути к мирному сосуществованию и даже к созданию определенного уровня доверия.
Трудно сказать, какое направление приняла бы его внешняя политика, если бы время его руководства не было таким коротким. Из разговоров с ним у меня сложилось впечатление, что он мучительно ищет и не может найти ответа на два наболевших вопроса, которые, по его мнению, надо было срочно решать, — как достойно выйти из афганской войны и что делать с ракетами среднего радиуса действия в Европе в связи с американскими предложениями? И по тому, и по другому вопросу шел поиск выхода из создавшегося положения.
Внутри страны большинство населения с надеждой восприняло избрание Андропова Генеральным секретарем. Да и первые его решения, направленные на укрепление дисциплины, ответственности, борьбу с коррупцией, были восприняты с энтузиазмом. Отстранение Щелокова от должности министра внутренних дел, исключение его и Медунова из членов ЦК КПСС по мотивам, которые впервые прозвучали в таких высоких партийных инстанциях, начало следствия по целому ряду крупных дел, связанных со взяточничеством, привлекли к нему широкие массы, уже разуверившиеся в чистоте государственных и партийных органов. Даже перечисление принятых в 1983 году под руководством Андропова решений указывает не только на укрепление государственной и хозяйственной дисциплины, но и на поиски новых подходов к развитию экономики страны. Это постановления о соблюдении договорных обязательств по поставкам продукции; о дополнительных мерах по расширению прав производственных объединений; меры по ускорению научно-технического прогресса; об усилении работы по обеспечению опережающего роста производительности труда в сравнении с ростом заработной платы; о ходе подготовки экономического эксперимента по расширению прав предприятий в планировании и хозяйственной деятельности и по усилению их ответственности за результаты работы и т.д.
В июне 1983 года на сессии Верховного Совета принимается специальный закон «О трудовых коллективах и повышении их роли в управлении предприятиями, учреждениями, организациями».
Некоторые политики, депутаты, экономисты, стремясь нажить себе политический капитал, почему-то выбросили из истории этот период начала выхода из кризиса, в который попала страна. Они забыли, что в 1983 году объем промышленного производства вырос на 4%, против 2,9% в предыдущем. Они стремятся замолчать тот факт, что производительность труда выросла на 3,5%, а национальный доход — на 3,1%. Неплохо, если бы сейчас наша страна имела такие показатели. Государство начало беречь каждую копейку, ставился заслон расточительству. Вспоминаю в связи с этим жесткий разговор, который произошел у Андропова с Устиновым. Андропов находился в больнице и не присутствовал на одном из заседаний Политбюро. После заседания помощники доложили ему о принятых решениях, среди которых было и решение о выделении по просьбе Москвы 250 млн рублей на строительство памятника Победы. Возмущенный таким решением, Андропов выговаривал Устинову: «Как ты, Митя, не поймешь, что у нас не хватает жилья, больниц, детских садов, те же военные пенсионеры получают крохи, а вы на Политбюро легко бросаетесь четвертью миллиарда. Давайте обратимся к народу, к общественным организациям с предложением, чтобы этот памятник был построен на народные деньги, организуем сбор средств. Народ нас поймет. А то привыкли сорить деньгами, не думая, как они тяжело достаются».
Популярность Андропова в народе росла. Это вызывало раздражение у его противников, которые пытались принизить значимость новых подходов, использовали его любые, даже мельчайшие промахи, искали и создавали ему врагов. Причем это делалось очень тонко и расчетливо. Видимо, не зная наших отношений с Андроповым (а я их не афишировал), кто-то сознательно начал распространять по Москве слухи, что он не только хочет избавиться от меня, в связи с чем мои дни в Кремлевской больнице сочтены, но и предлагает ограничить мою научную и общественную деятельность. Причем все это преподносилось как гонение на бывшее окружение Брежнева. Я абсолютно спокойно относился к этим разговорам, которые «милые доброжелатели» доводили до моих ушей, потому что знал свое положение в науке, знал свои возможности как врача. За свою непростую жизнь я выработал «олимпийское» спокойствие в отношении к сплетням. Даже охлаждение ко мне некоторых «друзей» и уменьшение телефонных звонков вызывало у меня только улыбку.
