— Слушаю… Да, понял. — И Рогову:
— Быстро машину, собаку! Носова исчезла, в доме разгром…
* * *
Дождь монотонно стучит по палатке. Непрошеный гость ест тушеное мясо с бобами прямо из консервной банки. Он громко чавкает.
«Тимофей Криков, — вспомнил фамилию Николай. — Бежал из исправительно-трудовой колонии. Но почему очутился здесь, в горах? Что его сюда привело?»
Все отпускные думы разом покинули голову, Николай сейчас опять старший следователь, теперь он опять на службе.
«Задержать, это безусловно, — проносятся в голове мысли. — Как — это дело времени. Но не только задержать. Нужно узнать, зачем этот тип появился в таком неподходящем для него месте. Так просто, для прогулки, он сюда бы не пришел».
Пришелец опорожнил банку, вытер ладонью рот. Его все еще била мелкая дрожь.
— Скажи, геолог, а чего-нибудь такого, — он провел ладонью по горлу, — согреться… у тебя не найдется?
— Водки? Нет, водки не держим, — с явным сожалением сказал Николай. — Но я вас угощу, согреетесь, — вдруг вспомнил он.
В запасе у них была фляга со спиртом. Так, на всякий пожарный. Когда в кружку забулькала прозрачная жидкость, глаза Тимофея зажглись.
— Чистый?
— Ректификат. Вам в какой пропорции?
— Я лучше без воды… замерз.
Руки Тимофея дрожали, когда он принимал от хозяина палатки эмалированную кружку. «Алкоголик», — брезгливо подумал Николай.
Опрокинув в рот содержимое кружки, Тимофей с силой выдохнул. С минуту сидел, осовело глядя в угол. Потом блаженно растянулся на кошме.
— А ты, видать, парень свой, — Тимофей протянул руку, взял книгу, прочитал, запинаясь: «Занимательная ми-не-ра-логия…» Эх вы, геологи… А что же ты не спросишь, кто я?
— Сами скажете, если надо, — нехотя откликнулся Николай.
— Скажу, тебе… доверяю. — Тимофей посмотрел покрасневшими глазами на Николая. И хотя рядом никого не было и не могло быть, приблизился почти вплотную.
— Ты здешний?
— Нет. Я студент. На практике…
— Откуда?
— Издалека. Из Московского института минералогии, — сказал Николай и туг же усомнился: есть ли такое заведение.
— А я здешний. Из уголовного розыска я. По важному делу в горах, по службе.
Вот так фрукт, мысленно отметил Николай. Дело принимает любопытный оборот. Но ответил равнодушно:
— Я не любопытный. Особенно в таких делах.
— Тебе я скажу. — Ты парень государственный. Тебе можно, ты мне помочь должен.
Дыша в лицо спиртными парами, он зашептал быстро, торопясь. Николай слушал молча. И то, что он узнал, до того поразило его, что он не мог сразу собраться с мыслями.
* * *
Собака взяла след сразу и прямо с веранды повела в сад. Проводник Егорычев едва поспевает, за ним бегут Ахметов, Рогов и Жуков. Старшина Панченко остался охранять место происшествия.
За неухоженным, заросшим малиной и смородиной садом — пустырь. Здесь только что начали строить новый микрорайон. Собака пошла вдоль высокой дощатой ограды, какими порой окружают новостройки. Жуков подсвечивает карманным фонариком путь. Впереди, где забор под прямым углом поворачивает влево, что-то белеет.
Женщина. Лежит лицом вниз на утрамбованной самосвалами земле. Собака остановилась, обнюхала тело. Егорычев торопит:
— След, Барс, след…
Опять натянулся поводок, проводник с собакой устремились в темноту.
— Жуков, продолжайте преследование, — распорядился Рогов, склоняясь над телом. Лейтенант, доставая на ходу пистолет, побежал за Егорычевым и его четвероногим другом.
Прорезав темноту лучами фар, переваливаясь на ухабах, подошел милицейский «газик». Водитель, не дожидаясь приказа, связался по рации с дежурным горотдела:
— Первый, я шестой, я шестой… Прием.
— Жива, — сказал, наконец, Рогов. — Без сознания, на голове рана.
— Первый, срочно вызывайте скорую помощь на Дачную, 19…
Пока не исчезли следы…
Начался осмотр мест происшествия — дороги, где нашли Носову, ее квартиры. Не пришедшую в сознание Дарью отправили в больницу, вместе с ней уехал Рогов.
Соседка Носовой, старая женщина, приглашенная в качестве понятой, рассказывала, утирая глаза зажатым в кулак платком:
— Живет она, Дарья-то, сейчас хорошо. Муж завидный попался. Смирный да работящий. Дома только вот редко бывает, все в поле. Топограф он, целое лето в степи.
Женщина всхлипнула.
— Третьего дня вечером гляжу: у нее мужчина. Незнакомый, высокий. Лица, правда, я толком не разглядела. Утром спрашиваю: ты что, Дашка, очумела? Опять за старое? «Нет, — отвечает. — Старого не будет. А человек этот нехорошую весть принес, испугалась сначала, да отвязалась от него — ушел. А то, боялась — Толя заявится». Это муж Дарьин — Толя, — пояснила понятая.
Ахметова заинтересовал рассказ женщины.
— Вы Дмитрия Епифанова знаете? — вдруг спросил он. — Не он это был?
— Митьку знаю, — серьезно, без тени удивления ответила старуха. Не он сюда приходил. Если б он был, сразу бы вам сообщила. Я его никогда не забуду, как он Ваську моего…
Старуха заплакала. Ахметов знал о печальной участи сына этой женщины — запойного пьяницы, которого уже дважды пытались лечить, но безуспешно. Однако о том, что этот человек связан с Епифановым, Ахметов не знал.
— А что он, Епифанов, сделал вашему сыну?
— Пить приучил, на темные дела таскал, вот что, — с горечью ответила старуха. — Молчала я, дура, боялась, в тюрьму Ваську упрячут. А лучше бы… Там бы воспитали. Все равно теперь не человек Васька-то мой… Дохлый он, за водку жизнь продаст.
Разговор этот происходил на веранде. В комнате старший оперуполномоченный угрозыска Лыков и следователь прокуратуры Туспеков с удивлением рассматривали четкий след, оставленный кем-то на подоконнике.
— Черт его знает, — сказал Лыков, — собака так легко взяла след с веранды в сад, а тут, мне кажется, кто-то ушел через окно на улицу.
В это время в саду послышались говор, шаги.
— Свои, — откликнулся Жуков на предупредительный возглас старшины.
Панченко сошел с веранды, вгляделся в темноту сада.
— Ведут кого-то, — сказал он.
Из-за деревьев вышли Жуков и Егорычев со своим Барсиком. Жуков подталкивал сутулого, обросшего рыжей щетиной парня с заложенными назад руками. Увидев приведенного, понятая охнула.
— Васька, — только и сказала она.
— Догнали у Большого карьера, — докладывал Жуков. — Залез в канализационную трубу и сидит. Это нашли у него. — Жуков протянул начальнику горотдела две двадцатипятирублевки и килограммовую фаянсовую гирю, завернутые в носовой платок. — Больше ничего не обнаружено, товарищ подполковник, — закончил Жуков. — Место задержания осмотрено тщательно. Задержанный ничего не говорит.
