После такого рассказа желание совершить подъем у нас пропало. Через час, пообвыкнув, мы уже не только искали глазами змей и пауков, но и начали вглядываться в лианы, однако то, что мы видели, никак не напоминало кошачий коготь. Наконец Пако набрел на лиану, которая ползла, извиваясь, вверх, используя при этом довольно похожие на кошачьи когти зеленые колючки, но листья не походили на тот образец, что я видел на фотографиях у польского монаха в Лиме.
Время пролетело стремительно, и мы даже поначалу удивились, когда Пако дал команду возвращаться. Взглянув на часы, мы тут же согласились: во-первых, и так уже чувствовали себя почти героями, хотя в этой разведке ничего толком не увидели, но главное, прекрасно понимали, что должны выбраться из сельвы засветло.
Оставаться в «зеленом аду» на ночь не хотелось.
В приподнятом настроении, почти торжественно, как после крещения, мы подошли к домику Марты. Однако настроение сразу же обрушилось вниз после ее тревожных слов:
– Еле вас дождалась. Тут индейская малышня решила поохотиться на вашего пса. Шутки шутками, но мне пришлось весь день просидеть рядом с ним, чтобы они его не уволокли и не зажарили. С их точки зрения, он вполне съедобен.
По ее словам, сразу же после нашего ухода, как раз тогда, когда она начала готовиться к своей радиопередаче, Джерри вдруг бешено залаял.
– А когда я вышла, – рассказала Марта, – то увидела веселую стайку ребятишек лет по десять с ножами, рожи у которых были, как бы это сказать, довольно хулиганские. Скоро из разговора я поняла, в чем дело. И как им ни втолковывала, что собака – друг человека, они смотрели на вашего терьера исключительно как на потенциальное жаркое на вертеле. Знаете, здесь понятие о частной собственности не очень развито, собак они не видели, так что это просто нечто съедобное, и только. Пришлось отвязать вашего зверя и увести в дом. Там он и сидит, злой как черт.
Я представил себе Джерри на вертеле, и мне стало плохо. Для меня это все равно что увидеть на вертеле Боба или самого себя. Вопрос требовалось быстро и кардинально решить. Марта не могла стать сторожем при собаке, да и хитроумный Джерри мог, на свою беду, в один не самый прекрасный для себя день перегрызть поводок – он однажды это уже проделывал – и удрать на свободу, где его поджидали теперь не только змеи и леопарды, но и десятилетние «собакоеды» с ножами. Подумав, я решил идти за помощью к вождю. Марта согласилась, что это самый верный вариант, и пошла со мной к Черному Кабану в качестве переводчика.
Новостью тот факт, что члены его племени намерены полакомиться моей собакой, для него, конечно, не был. Он же сидел на своем пне всего лишь в десятке метров от дома Марты. И не вмешивался. А значит, счел, что желание разнообразить свой рацион у индейских детишек вполне оправданно. Следовательно, разговор предстоял непростой.
Вообще-то с ходу придумать веские для индейца аргументы, что собаку есть нельзя, не так-то легко. «Частную собственность», как верно заметила Марта, они не чтут, поскольку живут общиной, собаки для них лишь редкое животное, по виду вполне пригодное в пищу. Так почему бы и не съесть, особенно если учесть, что кушать хочется постоянно. Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове, пока мы с Мартой двигались в сторону всесильного отца здешнего народа.
Честно говоря, я так и начал говорить, не имея в голове ни малейшего плана и никаких убедительных аргументов. Просто рассказал, как мне достался слабенький терьер-последыш, которого никто не хотел брать. Рассказал подробно, как его выхаживал, как он рос и в конце концов стал таким красавцем, а затем и отменным бойцом – охотником на свирепых и страшных крыс. Это что-то вроде ядовитых змей, для большего эффекта добавил я. Марта все это перевела не моргнув глазом.
Я завершил свой монолог словами, в которых не было ни капли лукавства. Я сказал, что, если Джерри съедят, это будет для меня огромным горем, словно я потерял лучшего друга. И я прошу вождя помочь мне отвести от терьера нависшую над ним опасность.
Выслушав мою горячую речь, вождь закатил глаза к небу и надолго задумался. Так надолго, что я уже решил: либо это такая местная вежливая форма отказа, либо отец народа впал в какой-то транс.
Переглянувшись с Мартой, мы уже собрались медленно и печально удалиться, как вдруг вождь открыл глаза и произнес то, что я меньше всего ожидал от него услышать:
– Знаете, в детстве отец подарил мне маленького попугая, он тоже очень болел, и я за ним ухаживал как мог. Потом он заговорил. А когда мне исполнилось десять лет, мой попугай вдруг взял и улетел в сельву. Я очень плакал. – Черный Кабан снова надолго замолчал, видимо пытаясь найти завершающие и подобающие случаю слова. Наконец он резюмировал: – Друзья – это важно. Я понимаю. Можете не беспокоиться, вашу собаку никто не тронет.
Замечательный оказался вождь. Его бы к нам на родину, в президенты.
На следующий день после физических и психических перегрузок мы решили устроить в наших поисках перерыв, а потому остались в деревне. Я даже на радостях выпустил Джерри побегать по деревне, хотя и не спускал с него глаз. Напрасно беспокоился. Вождь свое дело знал, так что ни один паршивый мальчишка к терьеру даже на три метра не подошел. Впрочем, следить за терьером надо было и для того, чтобы этот рыжий авантюрист не нырнул в кусты, а то потом ищи его тушку по всей сельве. Поэтому, прежде чем спустить Джерри с поводка, я провел с ним самую серьезную беседу и приказал ему бегать исключительно рядом со мной. Пес был воспитан, так что и здесь проблем, к счастью, не возникло.
Отдых позволил нам, между прочим, послушать радиопередачу Марты. Сидеть рядом с ней было необязательно. У немки имелся небольшой репродуктор, который каждую передачу громко и отчетливо разносил по всей деревне.
Поскольку Марта была и хозяином, и режиссером, и диктором радиостанции, темы на каждый день она выбирала сама. Вдохновленная вчерашней историей с Джерри, немка решила окончательно добить население и всю свою передачу, с перерывами на музыку – это постоянно был по заявкам индейцев сладкоголосый Хулио Иглесиас, – говорила о роли собаки в жизни человека. Рассказ был довольно занимательный, но временами, на мой взгляд, не вполне уместный.
Скажем, собаку-водолаза индеец не без труда, но еще мог представить, но вот эмоциональные истории о том, как сенбернары спасают несчастных, попавших под снежную лавину, житель сельвы, ни разу не видевший ни единой снежинки, оценить по достоинству, разумеется, не мог. Я наблюдал за слушателями, которые сгрудились у репродуктора, – их было человек двадцать. Сколько из них действительно понимали по-испански, я не знал. Но, судя по реакции, самое большое впечатление на них произвел рассказ о собаке – поводыре для слепых.
Дело в том, что один из самых старых членов племени ослеп еще в молодости после укуса змеи – жизнь ему какими-то травами спасли, а вот зрения он лишился. Так что историю про собаку-поводыря индейцы приняли близко к сердцу.
Единственное, чего они не смогли понять, что поводырем может стать не любая собака и что ее еще надо для этого долго натаскивать. Вдохновленные слушатели тут же побежали за стариком, привели его к Джерри и начали что-то лопотать старику и собаке о том, как они теперь будут счастливо жить. Пришлось с помощью Пако их разочаровать. От роли собаки-поводыря я терьера избавил, но авторитет Джерри оказался подорванным, поскольку после передачи Марты индейцы решили, что всякая собака одновременно и ньюфаундленд, и сенбернар, и охотник, и поводырь.
Имидж Джерри спас только вождь, который прекрасно запомнил, что мой пес – охотник на крыс, а это что-то вроде змей. По местным понятиям вполне достойная работа. Так Джерри, сам того не желая, приобрел славу змеелова, словно его папа был мангустом.
Но самую важную информацию Марта приберегла на финал радиопередачи. Она сообщила в эфир, что ей нужны проводники, которые могли бы провести двух ее друзей, за плату разумеется, к тому месту, где растет кошачий коготь.
Вечером я ее искренне расцеловал и за Джерри, и за этот призыв о помощи. Может быть, действительно кто-то откликнется, и наше дело, ради которого мы сюда и забрались, сдвинется наконец с мертвой точки.
Однако день шел за днем, а проводников все не было. От нечего делать у меня появилось своеобразное развлечение. По вечерам я отправлялся на протоку и наблюдал в сумерках забавное представление.
Сюда регулярно приходил на водопой охоту енот-ракоед. У этого смешного зверька размером с собаку косматый хвост в черно-белых кольцах, широкие и плоские розовые лапы, тело словно покрыто сероватым мхом, а на лисью мордочку будто надета черная маска Зорро, отчего и без того забавный зверек выглядит просто коверным клоуном. Зайдя в заводь, туда, где мелко, енот устраивался поудобнее на корточки, долго ерзая попой, потом погружал в воду длинные пальцы передних лап и начинал тщательно исследовать дно. Иногда удача сопутствовала еноту не сразу. Тогда он так же степенно перебирался на метр в сторону, опять тщательно прилаживал для удобства свое тело, как старый толстый рыболов с подагрой, и снова начинал ощупывать дно. В конце концов ему обязательно везло и он находил своего рака. Нежно обнимая добычу уже двумя лапами и прижимая ее к груди бережно, как ребенка, зверек выносил рака на берег и приступал к ужину.
