"Бежат, бежат, фашисты - каты". Слова "каты" и "солдаты" - оба существительные, а одноименные (по частям речи) рифмы теряют силу звучания. Тогда, как "обратно" куда лучше, по отношению к "солдаты".
Фраза "Лишь сверкает тучный зад" - меня возмутила ужасно. Ведь под этим всем моя подпись! Мало того, что рифма "зад" сюда насильно втиснута (конечно, зад - назад - замечательная рифма (!)), но здесь "зад" и неуместен, и не нужен. Вновь созданная фраза поражает еще и своей вульгарностью. И потом, почему обязательно зад у гитлеровцев должен быть тучен? И почему он сверкает? Получается, что все свое старание автор (то есть я) приложил к описанию "тучного", да еще "сверкающего зада" бегущих немцев?! Кроме того рифма совершенно теряется в данном стихе с постановкой сюда этой фразы.
В следующем стихе рифма "трудов" к слову "городов" заменена гораздо более слабой - "врагов", помимо прочего исказив мысль мою последней фразой в значительной степени.
В пятом стихе упущена рифма, и первая фраза "Нам говорил наш вождь, наш Сталин" - весьма неудачна, по сравнению с выброшенной: "Нам говорил комбат когда-то". В итоге получилось полуистерзанное рукой правщика стихотворение, в котором ничего почти не осталось от замысла автора, но зато добавились какие-то отнюдь не поэтические фразы, предельно искажающие содержание и форму стиха.
Сегодня посылаю следующее свое стихотворение, посвященное пополнению. Оно звучит более злободневно, чем предыдущие и, надеюсь, Вы его поместите безо всяких искажений. В крайнем случае, если Вам не полюбится уж настолько какой-нибудь из стихов - выбросите его целиком, но не исправляйте, ибо все это - мое время, труды и переживания.
С уважением и приветом, Ваш младший лейтенант Владимир Гельфанд.
Пишите обязательно. Хоть выругайте, но пишите.
06.10.1943
Сегодня, когда я заканчивал свое письмо в редакцию, к нам пришел старший лейтенант. Это, как оказалось, был корреспондент газеты "Кировец". Фамилия его Червонный.
Мы долго разговаривали, и я передал с ним письмо редактору. Стихотворение "Пополнению", он сказал, напечатать нельзя, ибо это, якобы, раскрывает военную тайну. Просил присылать стихотворения и фронтовые зарисовки прозой. Я обещал.
Старший лейтенант говорил, что я буду присутствовать обязательно на конференции читателей, которая будет на днях. Почта, говорил он, идет медленно, поэтому лучше будет отправлять стихи-прозу через пункт сбора донесений, но писать прямо в редакцию газеты "Кировец".
Сегодня у меня ночь свободная. Завтра дежурю на НП.
Весь день варили курятину и крольчатину из разной живности, оставленной в селе (в подвалах).
Зам. командира по политчасти проводил беседу по уставу с коммунистами. Словом, масса событий.
07.10.1943
Сегодня весь день дежурю на НП.
Сейчас формируется 1-ый батальон, и мы пока находимся в третьем и поддерживаем его.
Мечтаю стать комсоргом батальона, но все это только лишь мечты, хотя, может, при желании сильном я мог бы добиться этой должности у комсорга полка. Он как-то жалел, что не поставил меня комсоргом батальона, а теперь, к сожалению, я его не вижу.
08.10.1943
Написал вчера письма маме, папе, и в редакцию "Кировец" послал два стиха - "Украина" и "Миномет".
Сегодня ничем полезным не занимался, если не брать, что еще на один штык углубил свой окоп.
Мы теперь перешли в третий батальон в роту лейтенанта Соколова. Мне должны дать еще один расчет. Узнал новости: Невель взят, Кириши и Кубань очищена. И также в трех местах форсирован Днепр. В том числе возле Кременчуга. Посмотрим, что дальше будет.
09.10.1943
Со вчерашнего вечера по сегодня только разговоров и хлопот, что о наступлении ожидающейся армией нашей.
С рассвета началась артподготовка. Мы выпустили мин 400, артиллерия била, шли танки и летела на флангах авиация. Но противника не сломили. Продвинулись всего лишь метров 500.
Сейчас наша пехота в 150 метрах от посадки, за которую долго дрались (днями). Но это, конечно, не продвижение.
Противник помалкивал. Только теперь он открыл артогонь. Он перехитрил нас немного - приберег на всякий случай снаряды. Здесь осталось 4 миномета два моих и два младшего лейтенанта Канаткалиева, но младший лейтенант безучастно отнесся ко всему, и мне пришлось руководить всей батареей. Ничего получилось. Один раз, правда, путаница вышла с дополнительными зарядами, и мне пришлось долго переспрашивать.
Сейчас темнеет и снова ночь. Мне некогда вести записи.
11.10.1943
Вчера весь день стрелял. Выпустил мин 700, чтоб не соврать. Сколько постреляли "огурцов", как их здесь по телефону именуют, никто нас не спрашивал, но, сколько их осталось - спрашивали ежеминутно.
Весь день противник молчал, на наши выстрелы не откликался. Я по-прежнему оставался один хозяйничать над четырьмя минометами. Младшего лейтенанта Канаткалиева Мизамгалима (в месяц рожденный, что ли, мизам месяц) попробовал для разнообразия поставить покомандовать за себя, но он так начал свою работу, что я решил оставить эту свою затею.
- Вставить мина на стволы, - раздалась команда, и все прыснули со смеху.
Он только наблюдал за стрельбой сидя в одном из своих расчетов. На меня же пала и хозяйственная (подвоз мин, водки, продуктов), и боевая (подготовка мин, протирка их, чистка минометов, отрывка щелей, расстановка людей и порядок на батарее, и сам процесс стрельбы), и политическая (раздача и читка газет) работа. Я с удовольствием командовал во весь голос (ветер относил мои команды и надо было громко кричать), ощущая на себе взгляды проходящих мимо нас бойцов и начальников, восхищавшихся, наверняка, одновременностью выстрелов и красотой стрельбы.
Днем подошел ко мне младший лейтенант Колесник и спросил разрешения разместиться его батарее на наших трех свободных ОП. Их 2-ой батальон в период подготовки наступления на случай прорыва противником нашей обороны, некоторое время находился в резерве дивизии.
На месте их обороны остались лишь одна стрелковая рота, два 82 мм миномета и еще кое-что. Теперь их прислали сюда. Я разрешил, восхищаясь и радуясь мысленно своей властью и правами, удивляясь в душе своей серьезности и взрослости. Ведь до войны я ничего не знал, кроме детских забот и ребяческих шалостей, кроме литературы, книг-учебников, да тетрадей всевозможных.
Колесник, кстати, еще моложе меня, на взгляд совсем ребенок. Так и хочется его обнять и прижать при встрече к себе. Это голубоглазый, красивый 19 летний паренек с чистым и нежным, почти детским лицом. Я люблю его светлое и чистое, как у девушки, личико ребенка.
Он протянул мне руку, и я крепко и по-отечески пожал ее, обняв его. Колесник, получив мое разрешение, стал выдвигаться на ОП. Но на самой позиции его ребята подняли такой гвалт и хождение, что мне пришлось неоднократно бегать туда, кричать, требовать, чтобы они не маячили немцам и ходили пригнувшись. Но заставить их пригибаться было проблематично большинство ребят было из свежего пополнения, греки по национальности. Им трудно было втолковать что-либо - они плохо понимали русский язык. Бедный Колесник несколько раз подходил ко мне и с таким простодушием говорил, что у него голова от них кружится и болит, что мне казалось, будто это у меня болит и кружится. Я как мог утешал его, рассказывал о своих трудностях, о том, что мне тоже приходится иметь дело с новичками. Мне казалось глаза его прояснялись, он отходил от меня бодрее, собраннее.
