Неожиданно — это было уже на исходе ночи, когда до моста через Сулу оставалось, вероятно, метров триста, не больше, — колонна круто свернула с дороги вправо и через мелкий кустарник вышла на чистую луговину. Дохнуло сыростью от близкой реки; густая пелена тумана разлилась по низине; земля под ногами стала мягкой и влажной. Правее маячили силуэты каких-то строений, там, должно быть никого не было. Но едва мы миновали их, откуда-то слева и сзади началась стрельба. Шедшие впереди побежали быстрее, не открывая ответного огня. Я приказал приготовить пулеметы, но стрелять тоже воздержался. Сквозь ночь и туман фашисты палили наугад. Нам же надо было, не обнаруживая себя, поскорее выйти из-под обстрела.
На самом берегу Сулы мы нагнали радиста Золочевского. Остальные уже переправились. Река была не широкая, метров семь, и я сквозь туман разглядел могучую фигуру Бурханова, стоявшего на той стороне у самой воды с длиннущим шестом в руках. За ним были видны партизаны, группами бежавшие от берега к лесу.
— Глубоко ли? — спросил я Бурханова.
— Метров, пожалуй до двух.
— С головкой будет, — сказал Золочевский, поеживаясь.
— Не бойся, не простудишься.
— А рация?.. Не бросать же…
— Да, действительно…
Понятно стало, почему радист, находившийся в авангарде, до сих пор задержался на переправе. Но выбора не было: под пулями да по соседству с немецкими гарнизонами некогда надувать наши водные лыжи или вязать плоты. Пришлось переправляться, как переправлялся весь отряд, самым простым способом — вплавь.
— Ничего, ничего, — подбадривал Бурханов, — иди пешком, я тебе помогу.
— Идем, Николай! — Я спустился с берега. — Гриша, давай шест.
Бурханов тоже вошел в воду и протянул нам через реку конец шеста.
— Хватайся, — подтолкнул я Золочевского. — А я — за тебя.
Течение было почти незаметно, и мы благополучно перешли Сулу прямо по дну, поддерживаемые бурхановским шестом. На середине вода залила нас с головой. Ощущение было такое, будто бы тонем. Только большим напряжением воли заставили себя двигаться дальше.
Отфыркиваясь, вылезли на берег. А Бурханов уже тянул свой шест Сазонову и Садовскому…
На опушке леса нас поджидала значительная группа партизан и среди них Сураев.
— Где Батя? — спросил я его.
— Впереди.
Пошли вперед, к месту, намеченному для дневки, встретили еще группу партизан; с ними был Махов, но Григория Матвеевича не было и здесь. Что такое? Я набросился на Сураева: какой же он начальник штаба? Отстал от командира, потерял его из виду. И радистов потерял на переправе. Может быть, еще кто-нибудь отстал, отбился или погиб по дороге? Может быть, и Григорий Матвеевич попал под шальную пулю или утонул?
Сураев пытался объяснить, что он не виноват, что он слышал только команду Махова: «За мной!» — и бежал вместе со всеми, но я резко оборвал:
— Молчать! Никаких оправданий! Постройте отряд!
Не особенно привлекательную картину представлял выстроенный на поверку отряд: мокрые, не успевшие привести себя в порядок люди. И среди них бросался в глаза Крывышко: все на нем стояло как-то коробом, шапки не было, не было и винтовки, знаменитой СВТ, которую он отбил у полицая под Стаичевкой и которой так гордился. Я назвал его фамилию, и он, втянув в плечи лысую непокрытую голову, вышел из строя. За спиной звякало неизменное ведро, за поясом торчала трофейная ракетница, похожая на запорожскую пистолю.
— Эх ты, горе-запорожец, куда дел винтовку?
Крывышко, словно задохнулся и еле вымолвил:
— Утонула.
— А ведро, небось, сохранил.
— Ведро привязано.
— Ты бы лучше винтовку привязал… А то растерялся…
Гораздо хуже было то, что утонула в реке и радиостанция, которую несла Лида Мельникова, а радиостанция Золочевского, хотя и сохранилась, но, побывав в воде, не годилась уже для работы.
Поверка показала, что, кроме Бати, отсутствуют еще восемь человек. Одного из них — инженера Гинзбурга — во время переправы настигла шальная пуля, он утонул. Но, по общему мнению, это была единственная пуля, попавшая в цель. Куда же девались остальные наши товарищи?
А. Г. Перевышко
Зам. командира В. А. Черкасов
Учитель С. П. Колос
Начальник нашего центра И. Н. Черный с группой партизан (стоит пятый слева)
…Рассвело. Мы отошли километра за три от переправы. Фашисты нас не преследовали. Стрельба почти прекратилась. Выставив круговое охранение, партизаны приводили себя в порядок: выкручивали и сушили одежду, разбирали и протирали оружие. Крывышко, у которого остались только гранаты да ракетница, подсел к старому Кулундуку и, поглядывая с завистью на его разобранную винтовку, бубнил:
— Если бы я знал, что это он самочинно, я бы его из своей СВТ стукнул: не наводи панику. Недели нет, как в партизанах, — и уж командует: «За мной»… Стукнул бы — и отвечать бы не стал… А то гляди: и паника, и командир потерялся…
— И ты — без винтовки, — усмехаясь, добавил Кулундук.
Ясно, что Крывышко говорил о Махове. Я прикрикнул на него за такие разговоры, но подумал, что кое в чем он прав. В самом деле: командир потерялся. Не убит, не ранен, не в плен попал, а именно — потерялся. Самое нелепое и невероятное!.. Зло меня разбирало, смотреть было тошно на Сураева и особенно на Махова, которого я считал основным виновником всей этой истории. Вот приняли человека без проверки, а он поднял панику.
От встреченных в лесу крестьян мы узнали, что мост на Суле уже давно и систематически приводится в негодность партизанским отрядом Рыжака. Восстановленное днем снова разрушается ночью, полицейская охрана разгоняется. А дорога в Столбцы имеет серьезное значение, мост нужен фашистам. И вот — как раз в ночь нашего перехода — целый батальон гитлеровцев устроил около моста засаду. Если бы мы не свернули с дороги в сторону, мы бы напоролись на нее. Фашисты и не преследовали нас именно потому, что ожидали нападения на мост, и движение наше приняли за ложный маневр Рыжака. А Рыжак, очевидно предупрежденный кем-то, в эту ночь не появлялся совсем и таким образом избежал засады.
Результаты ночной стрельбы выяснили двое местных крестьян и пастушонок-подросток, посланные нами в разведку: ни одного убитого, ни одного раненого не осталось на месте перестрелки; и пленных у фашистов не было. Стало быть, Батя и остальные партизаны живы: они или ушли вперед, или свернули куда-нибудь в тот момент, когда началась стрельба; стало быть, нам надо продолжить движение по тому же маршруту, и они присоединятся к нам.
