В течение этого года мне все яснее становилось, что оценка Рейхенау его сослуживцами была не верна. Усилия этого генерала приобрести крупное положение в партии истолковывались как тщеславие, и его называли «наци-генералом». В данной связи мне вспоминается один мой разговор с ним на Оберзальцберге во время кризиса с Шушнигом. Я считал тогда, что он разозлен тем, что его не сделали преемником Фрича. Но раздражение генерала имело другие причины. По смыслу, он сказал так: «Вы еще дождетесь, что влияние партии на фюрера возрастет и в военной области тоже, а генералы и пикнуть не смогут! В 1934 г. Бломберг и я смогли сломить СА потому, что мы имели на Гитлера влияние большее, чем его однопартийны. За это меня объявили нацистским генералом. А сейчас дело идет к тому, чтобы в зародыше удушить растущее влияние СС и партии на Гитлера в вопросах сухопутных войск.
Только в том случае, если это удастся, сможет произойти реабилитация Фрича. Но новые господа не знают партии и ее фюреров и не умеют с ними обращаться». К концу 1938 г. я осознал, что Рейхенау был прав.
Новая Имперская канцелярия
8 января 1939 г. Гитлер прибыл в Берлин. У портала старой Имперской канцелярии его встречал Шпеер. За день до назначенного фюрером срока он с гордостью отрапортовал о готовности Новой Имперской канцелярии. Гитлер со словами сердечной благодарности пожал руку своему зодчему, и оба отправились во вновь построенное здание, а я с любопытством последовал за ними. Описать мое впечатление нелегко. Пришлось бы употреблять сплошь превосходные степени. Со времен Гогенцоллернов таких роскошных строений ни в Берлине, ни в Потсдаме не возводилось. Оно было сооружено в своеобразном стиле гитлеровских зданий в Мюнхене и Нюрнберге. Мне лично понравилось. Украшенный мозаикой зал, мраморная галерея, рабочий кабинет Гитлера – все это, по моему мнению, было шедевром Шпеера. Мозаичный зал окон не имел, а освещался естественным или искусственным верхним светом. Стены были выложены художественной мозаикой. Огромные мраморные плиты пола тоже имели мозаичные полосы. Никакой мебели здесь не стояло. Через несколько выше расположенный небольшой круглый, куполообразный зал можно было пройти в мраморную галерею с пятью дверями, а также множеством огромных обрамленных розоватым мрамором окон на противоположной стороне. Оконные ниши имели глубину 2,35 м. Гобелены и мебель светлых тонов хорошо контрастировали с тяжелым материалом стен и пола. Латунные светильники давали приятный свет. Галерея постоянно использовалась в служебных целях, так как соединяла бюро президиальной канцелярии с военной адъютантурой в восточной части нового здания с помещениями Имперской канцелярии – в западной.
Центральная дверь галереи вела в рабочий кабинет Гитлера; она днем и ночью охранялась двумя эсэсовцами с винтовками на караул. Пять высоких дверей оконного типа открывали вид на колоннаду и ведущую в сад и к оранжерее террасу. Кабинет был выдержан в темных тонах, предпочитавшихся фюрером. К красному мрамору хорошо подходило коричневое палисандровое дерево потолка. Пол покрывал единственный красный ковер. Я находил все это красивым и отнюдь не показушным, а, пожалуй, слишком уж аскетичным. Однако не обошлось и без некоторых живых черточек. Гитлер имел определенную склонность к этому, но проявлял ее только при обстановке своих жилых помещений. Меблировка же кабинета была подчинена пространственному эффекту. Над камином висел портрет Бисмарка работы Ленбаха{140}. Письменный стол у противоположной стороны и огромный мраморный стол перед окнами были выполнены по проектам Шпеера. Весной 1945 г. именно на этой мраморной плите из монолита размером 5 на 1,6м были разложены карты генштаба с нанесенной на них для доклада фюреру оперативной обстановкой последних дней рейха.
К кабинету примыкал большой, «временный», как его называли, зал приемов. Во время поездки в Италию в мае прошлого года Гитлер повидал великолепные дворцы периода Возрождения. Поэтому он пожелал иметь для различных церемониалов торжественное и репрезентативное помещение и приказал Шпееру максимально увеличить запланированный зал приемов, а позднее построить его еще большим. Кстати, план реконструкции Берлина предусматривал, что в теперешнюю Имперскую канцелярию будет впоследствии встроено Партийное министерство, а окончательное здание Имперской канцелярии и фюрерский корпус будут возведены на площади «Оперы Кролля» напротив сгоревшего рейхстага.
9 января в «Спортпаласте» в присутствии строительных рабочих состоялась официальная передача здания Новой Имперской канцелярии. В своем обращении Гитлер сказал то, что в ближайшие месяцы нам часто доводилось слышать из его уст: Великогерманский рейх получил теперь такие представительские возможности, которые соответствуют его значению. Похвалы фюрера Шпееру не имели предела.
12 января началось с новогоднего приема – первого и последнего в новом здании Имперской канцелярии. Это был ряд тех официальных процедур, в первую очередь для которых Гитлер и велел соорудить его. На новогоднем собрании рейхсляйтеров и гауляйтеров в новом здании фюрер изложил им задачи в наступившем году.
Отношения между Гитлером и сухопутными войсками
В эти месяцы Гитлер, общаясь с генералами, неоднократно превозносил руководящие качества своих гауляйтеров. Он рассчитывал, что обнаружит в офицерском корпусе и у генералитета именно то, что преподал своим партийным фюрерам за долгие годы «времен борьбы». За минувший год допущенная им ошибка стала ему ясна. Прежде всего ему не хватало безоговорочной верности высшего офицерства. Нам, адъютантам, а прежде всего Шмундту, было тяжело выслушивать его упреки, особенно тогда, когда он в качестве образца выставлял партию и СС.
Шмундт и Энгель целеустремленно продолжали прилагать все усилия к тому, чтобы улучшить отношение Гитлера к сухопутным войскам.
Пусть он осознает, что и в офицерском корпусе этих войск тоже есть его восторженные приверженцы. Фюрер соглашался с предложениями Шмундта о проведении различных мероприятий в больших и малых аудиториях с целью взаимного лучшего ознакомления друг с другом. Начало этим мероприятиям было положено 18 января, в «День образования рейха», обращением Гитлера к только что произведенным в чин лейтенантам с последующим ужином в новом здании Имперской канцелярии.
Молодые лейтенанты выстроились в Мозаичном зале, предварительно получив необычное для солдат разъяснение, которое дало им понять, что Гитлер – не только Верховный главнокомандующий, но и верховный политик. Как таковой фюрер был встречен со своей речью аплодисментами. Он неоднократно заявлял, что для него тяжело выступать перед офицерами и солдатами, ибо они сидят перед ним молча и ему трудно установить с ними контакт. Шмундт по этому поводу сказал, что речи фюрера только тогда вызовут у них такое же эхо, как у широкой публики, когда будет разрушена невидимая стена между оратором и слушателями. Поэтому лейтенантам было приказано после выступления фюрера хлопать. Гитлер весьма одобрительно отнесся к этому распоряжению. В привычной ему манере он повел речь издалека, начав на сей раз с событий прусской военной истории, с верности и любви к фатерланду, с повиновения и мужества, что за многие столетия и сделало сначала Пруссию, а затем Германскую империю великими. Обладая этими качествами, офицерский корпус может обеспечить Великогерманскому рейху предназначенное ему место среди народов. Гитлер упомянул об успехах своей политики в прошедшем году, однако избегал говорить о своих планах на год начинающийся.
