Резкое выступление это вызвало сильный шум большинства, и лишь со стороны незначительной части аудитории последовали слабые аплодисменты.
Не встретило одобрения и выступление профессора Нагеля, поддерживавшего утверждения Ридлера и указывавшего также на заслуги заводов и отдельных инженеров-конструкторов в создании двигателя.
Он настаивал и на том, что предложенная Дизелем идея не являлась принадлежащей только ему; она принадлежала и Зонлейну и Капитэну и другим.
Профессор Мейер, ближе всего стоявший к Дизелю в первые годы развития дизельмоторов, не выступал в прениях, но уже в разгаре их он обдумывал план более обстоятельного своего выступления по тому же вопросу. Выступать перед аудиторией, большинство которой оставалось на стороне изобретателя, он считал бесполезным.
И все же Дизель не чувствовал себя победителем. Великой гордости его нужно было полное удовлетворение; его не было. С тяжелым и смутным чувством вошел он на кафедру для своего заключительного слова, он чувствовал бесполезность дальнейшей дискуссии и ограничился холодным и спокойным заявлением.
— Я ясно подчеркнул, — сказал он, — что содержанием моего доклада является история развития дизель-мотора, начиная с первой мысли о нем и кончая аугсбургским двигателем 1897 г. Между тем, все возражения, сделанные ораторами, относятся ко времени до этого момента или после него… Впрочем, в одном я уверен, — твердо отвечал он на основные нападки, относившиеся лично к нему, — что никогда и нигде не пропустил ни одного случая отметить заслуги машиностроительных заводов как Аугсбургского, так и Круппа, в деле развития двигателя, история которого служила предметом моего доклада…
Дизель не сомневался, что предпринятая против него кампания не окончится и после этого выступления. Наоборот, следовало предполагать, что она будет возобновлена потерпевшими поражение противниками с новой силой. Тайные пружины, приводившие в движение действующих лиц, были ему известны. Он уже не надеялся более в чем-нибудь убедить современников, он чувствовал только необходимость предъявить свои документы истории и занялся обработкой своего доклада для печати.
Он пополнил его историей развития первых двигателей после 1897 г., снабдил примечаниями и короткой историей своих опытов в техническом бюро.
Но еще раньше его книги в то же издательство Шпрингера в Берлине поступила рукопись Мейера. Это была небольшая брошюра, скромно названная «Заметки к истории двигателей Дизеля», появившаяся в печати в начале 1913 г.
Автор со всей возможной объективностью старался выяснить сущность ожесточенного спора между сторонниками Дизеля и его противниками и находил, что весь вопрос заключается в нежелании Дизеля сознаться в некоторых своих ошибках и нежелании признать, что развитие современных дизельмоторов шло уже не в том направлении, которое он первоначально указывал.
Личные же заслуги изобретателя он не только не отрицал, но даже подчеркивал их, указывая на всепобеждающий оптимизм Дизеля и его необычайную энергию, которой держалось все дело.
И все-таки Дизель принял эту брошюру как последний удар. Он написал своему бывшему ассистенту письмо, исполненное горьких упреков.
Мейер не мог даже отвечать. Обоим было ясно, что понять друг друга они не могли.
Дизель торопился закончить свой собственный труд «Происхождение дизельмоторов» и тогда же прибавил к докладу свои «Заметки на полях», в которых обнажался до конца весь смысл его книги.
Это были замечательные строки, в которых высказался с глубокой мудростью и ясностью взгляд Дизеля на вечную судьбу изобретателя.
В это же время профессор Ридлер собирал в архивах Круппа и Аугсбургского завода новые материалы для своей книги о дизельмоторах, появившейся в печати в конце 1913 г.
Но этих заметок «К истории двигателей с высоким сжатием» Дизелю уже прочитать не пришлось.
Пятьдесят пятый год жизни Рудольфа Дизеля истекал. Припадки невероятных головных болей возвращались все чаще и чаще. За ними следовали приступы сердечной слабости. Он чувствовал себя разбитым и хилым, подобным Теодору Дизелю в его жалкой квартире в Венсенском предместьи у запыленных от безделья переплетных станков.
Деловая сутолока вокруг него продолжалась. Он принимал в ней участие, не жалуясь. Привычный распорядок жизни ничем не нарушался.
Но каждый, кто захотел бы пристальнее присмотреться к этому энергичному человеку, конечно, скоро бы заметил в нем какую-то перемену. Дизель похож был на человека, неторопливо и обдуманно готовящегося отправиться в далекий путь. Для всех, встречавшихся с ним, впрочем, он оставался все тем же счастливцем, богачом, джентльменом, обеспеченным покоем и счастьем на долгую жизнь. Даже в семье его мало кто сомневался в этом.
И только ближайшие его друзья неожиданно вдруг замечали какую-то неуловимую перемену в нем: она подчеркивалась усиливающейся мягкостью, странной отрешенностью и добротой, всем тем, что выражается в людях перед разлукой.
Осенью врачи направили Дизеля в Лагеншвальбах. Он отправился туда покорно, аккуратно придерживаясь распорядка курортной жизни.
В Лагеншвальбахе гостил Адольфус Буш. Уже после первых двух встреч со старым приятелем Буш заметил кому-то, рассказывая о нем:
— В общем с моим другом Дизелем не все благополучно. Это какой-то другой человек…
Лагеншвальбах, как десятки прежних курортов, ничем не помог изобретателю. Он возвратился в Мюнхен и погрузился в работу над «Происхождением моторов». Книга была закончена, просмотрена и сдана тому же издательству Шпрингера, выпустившего двадцать лет назад и первую брошюру Дизеля.
— Я буду ждать выхода книги с нетерпением, — заявил Дизель издателю. — Конечно, нет надобности говорить, что мы должны выпустить ее со всею тщательностью. Я придаю этому моему труду исключительное значение…
Весной 1913 г. жена предложила Дизелю провести несколько месяцев в Италии. Она надеялась вместе с врачами, что длительное путешествие по прекрасным берегам Италии совершит чудо. И в первое время ей казалось, что надежды на чудо оправдываются. Дизель чувствовал себя лучше. Они отметили веселым обедом день рождения Дизеля. Это было в Сицилии.
Марта бодро смотрела на будущее. Денежное дела мужа, все более и более ухудшавшиеся, не казались ей большим несчастьем. Она знала, что при первом же слове со стороны банков и финансистов последует самая широкая помощь изобретателю, гений которого служил для них самих источником огромных прибылей. Да она не отказалась бы и от самой скромной жизни, хотя бы подобной первым годам их супружества в Париже.
