Король благословил кардинала Руффо, получившего также благодарственное письмо от королевы. «В безумном городе (Неаполе) необходимо восстановить порядок, — писала она. — Верных следует вознаградить, грешников — примерно наказать… Из отвратительного и позорного хаоса должен вырасти порядок». Оправдывая королевскую веру в себя, Руффо вскоре собрал около двадцати тысяч кое-как вооруженных людей в отряд, названный Христианской армией Святой Веры.
Нельсон, воодушевленный известиями о том, что Австрия объявила французам войну, а Россия и Турция готовы оказать ей поддержку с моря, уступил уговорам предоставить и собственные суда для разгрома того, что он называл «Республикой Везувий», хотя и не скрывал своего скептического отношения к калабрийской армии и ее командующему, называя его «настоящим дьяволом» и «толстопузым святошей».
Он приказал Трубриджу немедленно отправляться с четырьмя кораблями, включая «Передовой», в Неаполитанский залив для захвата расположенных в заливе островов и блокирования города с моря. Свой флаг Нельсон перенес на «Каллоден», а затем на транспортное судно «Сэмюэл и Джейн», а жить продолжал на берегу, в палаццо Палагониа.
Подвернувшаяся возможность использовать флот для хорошего дела не улучшила, однако же, расположения духа адмирала. Он чувствует себя «серьезно больным», жалуется Нельсон в письме герцогу Кларенсу и тут же нападает на двух никчемных, по его мнению, генералов короля Фердинанда, которых следовало бы предать суду военного трибунала и, в случае признания их виновными, расстрелять или повесить. «Если это будет сделано, — продолжает он, к явному удовольствию корреспондента, строгого ревнителя дисциплины королевских кровей, — значит, хоть какое-то доброе дело я совершил. Я не устаю повторять: награды и наказания — основа любого хорошего правления».
Столь же агрессивно Нельсон ответил Трубриджу, взявшему, как приказано, острова Иския и Капри, но вынужденному принять на борт разношерстную местную публику — как утверждали, коллаборационистов, сотрудничавших с французами. Трубридж просил прислать военный отряд, сформированный из своих, и судью для проведения судебных процессов. Нельсон, переговорив с Актоном и королевой, просьбу капитана немедленно удовлетворил и с военными и судьей отправил лаконичную записку: «Жду доклада о снятых с нужных шей голов. Только это меня успокоит». Трубридж подтвердил прибытие судьи, однако высказался о нем весьма уничижительно. «Жалкая личность, — писал он Нельсону. — Напуган до смерти… Утверждает, будто только епископ имеет право лишить священников сана, а до того казнить он их не может. Я велел ему вешать, а если он считает, что лишения сана путем повешения недостаточно, то я иного мнения».
Судья оказался не единственным неаполитанцем, прогневавшим Трубриджа. «У меня тут на борту находится мошенник, некто Франческо, бывший комендант замка на Истрии, — сообщал он Нельсону в другом письме. — Едва мы взяли замок, как толпа разодрала в клочья плащ с трехцветным капюшоном и шляпу с символикой свободы, сидевшую на голове этого мерзавца, после чего у него хватило наглости облачиться в мундир армии Его Сицилийского Величества. Мне пришлось сорвать с него эполеты и кокарду и заставить его самого выбросить их за борт. Далее я оказал ему честь быть закованным в двойные кандалы». В очередном письме Нельсону Трубридж сообщает: «Безобразия надо пресекать беспощадно. Я тут на днях велел высечь негодяя, подсыпавшего в хлеб песок. Буханку ему повесили на шею». А еще Трубриджу поднесли вместе с корзиной фруктов голову «мерзавца», некоего Карло Гранозио. Дарителем оказался «веселый малый», попросивший капитана «милостиво принять сей дар как свидетельство его преданности короне». Трубридж извиняется перед Нельсоном — он не сможет переслать подношение ему лично: стоит слишком жаркая погода.
Самого же Нельсона королева и леди Гамильтон всячески понуждали отправиться в Неаполь. Королева «рекомендует, просит, умоляет Вас, дорогой милорд, наведаться в Неаполь, — пишет ему Эмма 12 июня. — Ради Бога, подумайте и поезжайте». В конце концов Нельсон уступил и отплыл было в Неаполь, взяв с собой 1700 пехотинцев-роялистов. Однако же, узнав по пути, что французский флот, вышедший из Бреста, каким-то образом просочился через английскую блокаду и вошел в Средиземное море, он повернул назад, в Палермо, дабы избавиться от обременительного груза — солдатской массы, — очистив, таким образом, орудийные палубы для возможного морского боя.
Курсируя в ожидании французов вдоль западного побережья Сицилии и надеясь перехватить их в случае попытки проследовать в Египет на выручку запертой французской армии, Нельсон получил срочную депешу от сэра Уильяма Гамильтона. Тот просил его оставить нынешний пост и немедленно отправляться в Неаполь, где добровольцы, вставшие под знамена кардинала Руффо, которых он и сам называл «головорезами», запрудили улицы города, вынудив французов покинуть Неаполь, где, помимо отрядов милиции Партенопейской республики, остался лишь небольшой гарнизон замка Сан-Элмо.
Понимая, сколь важно не дать французам добраться до Египта, Нельсон еще раньше объяснял лорду Сен-Винсену, почему он не присоединяется к основным силам британского флота, сосредоточенным в западной части Средиземного моря. «На меня Вы можете положиться всегда, — писал он ему из Сицилии, — но сейчас мне остается лишь выразить свое сожаление в связи с невозможностью прийти к Вам на помощь: остров удерживает меня на месте. Королеву успокоит только одно — мое твердое обещание никуда не уходить отсюда». Тем не менее, пусть и пришлось для этого оставить позиции, прикрывающие Сицилию, Мальту и Египет от возможного вторжения французов и нарушить тем самым известные ему замыслы командующего флотом, Нельсон недолго колебался перед тем, как выполнить просьбу Гамильтона и направиться в Неаполь.
По пути он остановился в Палермо, где получил следующее сообщение: люди кардинала Руффо дерутся на улицах Неаполя и постепенно приближаются к замкам, в которых засели намного уступающие им в численности защитники Партенопейской республики. Выяснил он также, что роялисты полностью взяли под контроль острова Неаполитанского залива, где, мстя за недавнее поражение, творят жестокий суд над местными якобинцами или их приверженцами, включая трех священнослужителей, обвиненных в измене и переправленных на Сицилию. «Сообщение о казни тринадцати якобинцев весьма нас порадовало, — пишет Нельсон Эдварду Футу, командиру «Морского конька» и старшему английскому офицеру в Заливе. — А трое святош, надо надеяться, будут болтаться на дереве, достаточно прочном, чтобы не сломиться под тяжестью их грехов». Кардиналу же Руффо Нельсон доверял не больше, чем врагам короля Фердинанда. Леди Гамильтон он говорил, что направляется в Неаполь, намереваясь «помочь их величествам упорядочить там дела и отозвать (если надо, вместе с головой) кардинала».
