Однако подспудно, невыраженно ощущалась и растерянность: ясно, что по-старому нельзя, а что нужно вместо этого старого? Хорошо помню обсуждение плана на 1987 год, которое проводили сценарная коллегия Госкино и секретариат Союза. Осуждение вызывали главным образом какие-то нелюбимые имена. Были и явные заскоки. Почему-то обрушились - причем умные люди - на намерение Михаила Швейцера экранизировать толстовскую "Крейцерову сонату". Мол, зачем нам очередная экранизация Швейцера? А в итоге-то получился один из лучших фильмов мастера с блистательными работами Олега Янковского и Ирины Селезневой.
Госкино из организации надзирающей превратилось в организацию главноуговаривающую. Поэтому и внутри самого комитета расстановка сил менялась. Еще до съезда кинематографистов ушли Б.Павленок, М.Александров, ясно было, что уйдет Ф.Ермаш. Ермаш сам подал заявление в ЦК. Но лишь в конце 1986 года на пост председателя Госкино СССР был назначен Александр Иванович Камшалов, более десяти лет проработавший заведующим сектором кино в отделе культуры ЦК.
На фоне всего чиновничества он был более открыт, более доброжелателен, не боялся наделить нижестоящего необходимой информацией, умел принимать решения, внятно отвечал на вопросы. В пределах своей компетенции и возможностей Александр Иванович был конструктивен. И поэтому с его приходом стиль взаимоотношений Госкино с творцами резко изменился. Камшалов собирал и поощрял людей, которые умеют найти тон в разговоре с творческими работниками, компетентно обсуждать художественные и идейные проблемы. Он разумно пользовался главным рычагом влияния Госкино - распределением денег, субсидированием производства фильмов, проката. Повторяю, несмотря на то, что с 1984 года кинематограф стал дотационным, финансового кризиса в первые годы перестройки не ощущалось. А все больше ощущалось другое. Модель нового, свободного кинематографа как бы зависла. Все равно надо было обращаться пусть к добрым, но начальникам по поводу запуска фильма. Все равно деньги оставались в государственной казне и человек, снявший фильм, по-прежнему не чувствовал себя хозяином. А ведь уже было издано постановление ЦК КПСС и СМ СССР, которое открывало широкие возможности кооперативной деятельности. В кино эта альтернативная, параллельная государственной кооперативная деятельность была запрещена. И это была проблема отнюдь не только экономическая.
Кинематограф, по-прежнему безответственный перед зрителем, стал в те годы каким-то политически насупленным. Один из критиков даже бросил лозунг, что любой проблемный фильм лучше любого развлекательного. Если вдуматься, это страшная формула. Сказалось, видно, наступившее в стране информационное помрачение. Считалось, что для жителя СССР митинг, сенсационная статья в газете, острая передача по телевидению - главная духовная пища. Время подтвердило, что это очень и очень неверно. А кинематографу, искусству массовому, громоздкому в производстве, это грозило многими бедами, которые мы потом и получили. Кстати, одним из первых, кто задумался об этом, был Станислав Говорухин, человек замечательный во многих отношениях, всегда ответственно чувствующий своего зрителя. На волне размышлений о том, что же делать, если мы потеряем зрителя, в 1987 году под началом Говорухина родилась крупная акция "Одесская альтернатива", которая уже в следующем году переросла в фестиваль "Золотой Дюк". Известие об "Одесской альтернативе", проводимой вместе с Госкино, вызвало дебаты и тревоги в секретариате. Элем Германович прилетел в Одессу в сопровождении целой свиты критиков и критикесс, чтобы посмотреть, что за альтернатива, не крамола ли, не за старое ли взялись, не выступят ли против решений V съезда. По-моему, это был единственный кикс Элема, когда ему временно изменило чувство меры. Надо отдать должное - он быстро во всем разобрался.
Климову - уже победившему фильмом "Иди и смотри", уже ставшему героем V съезда, - как в "лучшие старые" годы, было отказано в постановке "Бесов" по Достоевскому. Отказано, правда, по мотивам экономическим. А его мечта об экранизации "Мастера и Маргариты" Булгакова показалась осуществимой. Элем все больше и больше уходил от реальной общественной работы. Но это многие трактовали по-своему - вот, мол, они, "герои", как стало трудно, побежали. Я могу сказать, что Элем Германович, дай Бог ему долгих лет жизни, - один из самых честных, порядочных и светлых людей нашего времени. За свое, как оказалось, короткое пребывание на посту вождя Союза он ничего не попросил и ничего не сделал для себя лично. Уж он-то, особенно в те годы, мог бы получить, пользуясь симпатиями Горбачева и Яковлева, и деньги на картину, и студию в пожизненное распоряжение, и любые регалии, которые сегодня по-прежнему имеют большое значение. Но он отказался от любой формы внимания власти к себе, поработал честно и столько, сколько он мог и хотел работать, и передал дело в руки тоже человека крупно- го - Андрея Смирнова. Мое впечатление о первых двух-трех годах работы с секретариатом нового Союза: это годы очень трудные, но замечательные, которые я не забуду.
В одном из выступлений на Съезде народных депутатов Ирэна Андреева посетовала, что у нас-де культура находится в одной авоське с колготками и одноразовыми шприцами. Речь шла о том, что А.П.Бирюкова, заместитель председателя Совета Министров, руководит культурой наряду со всем, что входит в социальный блок. И тогда Н.И.Рыжков пообещал депутатам, что создаст специальное подразделение в Совмине и лично будет его опекать. Так возникла идея отдела культуры и народного образования. Я узнал вдруг, что Ролан Быков (моя дружба с которым - тема отдельных воспоминаний), будучи на беседе у Рыжкова, предложил меня в качестве руководителя отдела.
Я вернулся из очередной командировки и узнал, что должен быть на работе в субботу. Раздался звонок с Валдая, где отдыхал Рыжков, и Николай Иванович сделал мне предложение. Так осенью 1989 года с должности первого заместителя председателя Госкино я перешел на работу в Совмин.
Скажу сразу, что Николай Иванович, в отличие от своих коллег по политике и по перестройке, не очень афишируя такого рода акции, сделал для нашей культуры очень много. Один из примеров - строительство цирка на Цветном бульваре. Он пообещал это Юрию Никулину и выполнил обещание. Другой пример - создание фонда, который впоследствии стал называться Фондом Ролана Быкова. (Волею судеб, после того как я покинул государственную службу, мне выпала честь этот фонд возглавлять в память о Ролане.) Не буду пересказывать свои встречи с Николаем Ивановичем за неполных два года, что мы проработали вместе. Но хочу сказать одно: Рыжкову приклеили несправедливый, обидный ярлык "плачущий большевик". Я тоже видел слезы в его глазах, да и не только я - миллионы людей запомнили Рыжкова во время его поездки в Армению, пережившую землетрясение. Могу сказать, что современным политикам с их стеклянными - или оловянными, или свинцовыми - глазами этой живой человеческой влаги на ресницах и живых чувств очень и очень недостает. Мелочь, наверное, нечто сентиментально-личностное, но будь это качество присуще сегодняшним политикам, может быть, и многие дела в нашей стране шли бы иначе.
