Сначала Елена немного переживала из-за неудачи с транспортировкой груза, но потом успокоилась и уехала в свой домик, который располагался в поселке Озургетти. Местечко было совсем глухое – старая крепость, а точнее, небольшой военный объект, затерянный в горах. К селению не вели никакие дороги, только горные тропы, по которым едва могла пройти лошадь без упряжки, поэтому оно было почти отрезано от мира. Но даже это обстоятельство не мешало Елене принимать посетителей, которые находили ее повсюду, неведомым способом узнавая, где она находится. Теперь о ее мистических способностях знали не только в светских кругах. Суеверные местные аристократы, князья и помещики, которые еще в начале века имели славу разбойников или грабителей с большой дороги, считали госпожу Блаватскую если не ведьмой, которая может все, то доброй колдуньей. Они стали спрашивать у нее совета в своих личных делах, считая, что она непременно должна им помочь или предостеречь от несчастья. Если Елена помогала или даже вылечивала людей, те оставались довольны и уходили от нее с верой в потусторонние силы. Однако посетители, которым помочь не удавалось, становились ее злейшими врагами.
Вскоре богатые бандиты в цивильной одежде – со своей ложью, лестью и безудержной жаждой наживы – ей опротивели. Елена начала сторониться их общества и принялась ездить по местным магам, колдунам, персидским чудотворцам, навещала старых армянских певцов, гадалок, к которым испытывала неодолимое влечение. Их общество ей нравилось гораздо больше. Кроме того, она ездила верхом одна и посещала обитателей дымных саклей, чем вызывала немалое возмущение у людей «из светских гостиных».
В конце концов, «общество – это таинственное "нечто", если взять его членов вместе, а по существу, "ничто" – восстало против своего непокорного члена, который осмелился игнорировать его традиции и поступать так, как ни один "приличный" человек не должен был бы поступать». Елена ответила на вызов просто – она перестала замечать «общество».
Жизнь ее неторопливо потекла в деревне по выбранному ей самой руслу, пока не появилась очередная тяжелая болезнь. Это была одна из тех таинственных нервных болезней, которая ставит науку в тупик, оставляя надежду только на молитвы да на милость Божью.
– Что с вами? – спрашивал врач, осматривая свою бледную пациентку.
Слабеющая Елена тихо отвечала:
– Когда меня называют по имени, я открываю глаза и являюсь сама собой. Но только меня оставляют в покое, как я опять погружаюсь в свое дремотное состояние полусна и становлюсь кем-то другим.
Что она под этим подразумевала, никто вокруг не понимал, но было очевидно, что болезнь медленно, но
верно убивала ее. Аппетит был потерян полностью, она не ощущала жажды и неделями ничего не ела, выпивая лишь немного воды. Таким образом, за четыре месяца она превратилась в живой скелет.
Единственный врач маленького селения, где жила Елена, был военным. Он считался хорошим хирургом, специалистом по травматологии и пулевым ранениям. Но военный врач не смог понять, что происходит с головой его пациентки и ее душевным миром. Он видел только, что состояние ее здоровья быстро ухудшается, и принял решение отправить ее в Тифлис к своим коллегам.
Пациентка была слишком слаба, чтобы ехать верхом, опасность представляла и поездка в телеге, которая могла в любую минуту слететь с горной дороги и перевернуться. Поэтому ее решили сначала доставить до Кутаиси в лодке по реке. На это требовалось четыре дня. Однако путешествие по узкой реке, протекающей в девственном лесу, было далеко небезопасным, хотя речка и считалась судоходной. Врач пошел на смелый и опасный эксперимент, так как до этого по речке никто подобных плаваний не совершал. Однако положение было безвыходное, пришлось рискнуть.
Елену погрузили на носилки, потом на лодку, где для нее была устроена специальная кровать, и в сопровождении еще двух лодок со слугами больную отправили в путь.
Дорога, как и ожидалось, не обошлась без приключений. Но приключения оказались совсем не те, какие можно было предположить, сплавляя по горной реке больную женщину, лежащую в кровати, привязанной к лодке.
Путь занял три дня и три ночи. В течение всего пути прислугу не покидал панический страх. Один был старый верный слуга, который давно служил у Елены, других наняли только на транспортировку до Кутаиси. Слуги в один голос клялись, что когда лодка медленно проплывала по узкому руслу среди покрытых лесом скал, они несколько раз видели свою госпожу вышедшей из лодки и прошедшей через воду в лес. В то же время ее тело оставалось лежать вытянутым на кровати, находящейся на дне лодки. Человек, который тянул лодку бечевой, крича в ужасе, дважды убегал, увидев перед собой это «существо». Если бы не старый слуга, лодку оставили бы посреди реки.
Потом старый слуга рассказывал, что в последний вечер «он видел две фигуры, в то время как третья – его госпожа – продолжала лежать перед его глазами на дне лодки».
Как только путешествие закончилось, и лодка с больной Еленой прибыла в Кутаиси, где жили ее дальние родственники, все слуги, за исключением старого лакея, в панике покинули странную госпожу, отказавшись от денег, и больше не возвращались. Из Кутаиси Елену с большими трудностями отправили в Тифлис, в дом ее тетки, Надежды Андреевны.
Когда Елену привезли, состояние ее было удручающим. Больная находилась в коме, и, казалось, ее уже не спасти. Но в один прекрасный день все резко изменилось. Глаза больной неожиданно ожили, она заулыбалась, попросила еду и потихоньку пошла на поправку.
Елена чувствовала, что с ней что-то произошло. Она изменилась, смутно догадываясь, что ее вылечили вовсе не доктора, приглашенные родственниками. Во время болезни к ней в ее видениях постоянно являлся Учитель Мория, а вместе с ним еще один человек с красивым лицом, которого она когда-то видела вместе с Учителем в Лондоне. Учитель появлялся каждый вечер, звал ее по имени и приносил с собой какое-то питье, похожее на смесь из протертых трав со специями, заваренную на молоке. Она выпивала жидкость, которая разливалась по телу блаженной энергией и возвращала ее к жизни.
Теперь, находясь в полном сознании, Елена пыталась объяснить свое болезненное состояние родственникам, которые беспокойным хором постоянно расспрашивали о том, что она чувствовала во время болезни.
«Иногда, когда, показывая богатство оттенков своего душевного склада, меня звали по имени, – говорила она, – я находилась в своем другом "Я" и беседовала с кем-то в этой своей жизни сна. Я сейчас же открывала глаза и разумно отвечала, ибо я никогда не бредила; но лишь только я снова закрывала глаза, как это "другое я" продолжало фразу с того слова или полуслова, на котором меня прервали. Когда я бодрствовала и была сама собой, я хорошо помнила все что было, когда я была другой сущностью. Но когда я была другой, я никакого представления не имела о Елене Петровне Блаватской, я находилась в другой далекой стране и была совсем иной индивидуальностью, и у меня не было ни малейшей связи с моей теперешней жизнью. Одна сущность передавала мысли другой сущности, а та принимала их и без ошибок записывала на бумагу. "Да, во мне две сущности, – говорила она. – Но что это значит? И в вас две, только мои сознательные, а ваши нет"».
