Несмотря на все старания Павличека, многим ничего так и не досталось. Ввиду того, что заключенных кормили раздельно, эсэсовцы украли большую часть еды под предлогом того, что сами раздадут ее с другого конца поезда, для ускорения процесса, и некоторые отдаленные вагоны остались без присмотра. Лиза Микова говорит: «Мы просили принести нам еды. Комендант пообещал, что нам ее выдадут, но на деле офицеры поделили все между собой, а нам дали несколько картофелин».
Ярослов Ланг вспоминает, что они с братом видели из своего укрытия: «Один из заключенных просил еды, а офицер занес над ним кнут, собираясь избить. Узник был слишком слаб, но смог увернуться. Мы испугались. Начался дождь, наступила ночь. В темном небе были видны вспышки света и слышны самолеты. Немцы начали кричать, последовали выстрелы, и мы убежали. На следующий день мы узнали, что несколько заключенных сбежали. Это был опыт, который мы запомнили на всю жизнь».
Хана Селзарова, 24-летняя девушка из Праги, весом не больше 35 килограммов, была среди сбежавших в ту дождливую ночь. Она выскользнула из вагона мимо невнимательного охранника и убежала в лес. Когда раздались выстрелы, она заметила свет и последовала к нему. Источником света оказался полицейский участок. Когда она вошла внутрь, ей сказали: «Беги отсюда, нам же придется тебя арестовать!» Ей продиктовали несколько адресов местных жителей, которые наверняка помогут. «Мне дали другую одежду и шарф, чтобы прикрыть лысую голову. Дали еду и даже денег на поезд до Праги». Она переночевала в том доме и на следующий день отправилась в столицу, где ее приютили друзья.
Вацлаву Степанеку, жителю Горни-Бржизы, было 17 лет, когда в его дверь постучались две женщины, сбежавшие с поезда на станции в 300 метрах от дома его родителей. Женщины, среди которых была Хана Селзарова, сказали, что они из Праги и Пльзеня, и расспрашивали, далеко ли до этих городов. Они были в тюремной одежде и совершенно оголодавшие. Родители выдали им и еду и одежду. Все уже знали о грузе того поезда, всем было жаль узников.
Его отец, лесоруб, позволил женщинам спрятаться на ночь в амбаре. «Они были не первыми, кого отец прятал там. Мать была напугана, но мы надеялись, что получится выкрутиться, что они сами туда забрались, без нашего ведома. Женщины уехали ранним утром, и мы больше никогда о них не слышали. Мне всегда было интересно, как сложилась их судьба».
Накормив столько заключенных, сколько вообще было возможно, включая Приску и Рахель, Павличек понял, что может сделать кое-что еще. Остатки еды отдали коменданту, который солгал, пообещав раздать ее заключенным дальше в дороге. Павличек получил сообщение из Пльзеня, что дорога расчищена, и уже не оставалось возможности задерживать поезд на станции. Павличек попробовал убедить коменданта, чтобы он с солдатами спасался, бросив заключенных в городе, но унтершарфюрер был непреклонен и собирался исполнять обязанности вплоть до последней минуты. Он даже спросил у Павличека короткий путь в Баварию и отказался выслушивать заверения о том, что так далеко живыми они не уйдут.
«Мы слышали, как начальник станции пытается убедить коменданта оставить нас в городе, – вспоминает Хельга Вайс, которой в тот момент было 14 лет. – Они позаботятся о нас – одежда, еда, что угодно… но комендант не слушал. Он хотел уехать любой ценой».
Господин Павличек и жители его города никак больше не могли уберечь узников от смерти. В 6.21 следующего дня, 23 апреля, поезд из Фрайберга с обновленным номером – 90124 – покинул станцию Горни-Бржиза и отправился на юг. Отчаявшийся начальник станции с тоской смотрел на уходящий вдаль состав, пока за поворотом не скрылся последний вагон, и горячо молился о том, чтобы война поскорее закончилась и несчастные люди были спасены.
Оставляя позади всю доброту и сердечное тепло, пассажиры поезда № 90124 пробирались сквозь Пльзень, который был многим из них знаком и любим. «Невыразимо ужасно видеть свой дом и проезжать мимо», – вспоминает одна заключенная. Двумя днями позже завод SkodaPanzer превратился в руины. 70 % построек были разрушены зажигательными смесями и бомбами. Железнодорожные пути завалило. Таким образом, узники пропустили атаку с воздуха, которая бы их или спасла, или погубила. Немцев ожидали еще многие смены планов и назначений, которым то и дело мешали бомбардировки и постоянная угроза нападения сразу с двух фронтов. Приближались русские, которых немцы боялись значительно больше американцев.
Руководство никак не могло решить, куда направить поезд и какой концентрационный лагерь возьмет на себя 3 000 заключенных, поэтому состав продолжал следовать на юг. Сквозь маленькие окна или высовываясь над полувагоном, заключенные рассматривали названия станций и выкрикивали их, чтобы все остальные слышали. Каждое название разбегалось по толпе: «Плана! Тачов! Бор! Домажлице! Нирско!» А женщины, у которых еще оставались силы, кричали: «Это мой родной город!» или «Здесь живет моя семья!» Те, кто мог видеть происходящее снаружи, безмолвно страдали от нахлынувших воспоминаний, прекрасного пейзажа с откормленными животными и людьми, занятыми чем душе угодно.
В очередной раз поступил приказ машинисту поезда держать курс на город Железна-Руда, но оказалось, что Третья армия генерала Паттона заняла город, и поезду пришлось ехать обратно в Нирско. Приблизительно 27 апреля поезд прибыл к станции Бешины, и из числа заключенных было выделено 50 работоспособных мужчин, чтобы помочь разобрать очередной завал на путях в сторону Клатови. Остальным разрешили вымыть вагоны от сажи, мочи и экскрементов, а также сгрузить мертвых. Кто-то вырывал корешки и траву, чтобы поесть, другие припадали к ручьям, чтобы утолить жажду, пока надзиратели уплетали выпечку, оставшуюся после Горни-Бржизы.
Когда мужчины, разбиравшие завал, вернулись к поезду, один из них рассказал, что городские жители плакали при их виде и пытались предложить еду, но эсэсовцы всех отогнали. «Вечером того дня жители Бешин пришли к поезду с коробками хлеба, булок, колбасы и супа. Но все продукты забрали на солдатскую кухню. Мы смотрели на это сквозь окна и пели чешские песни. Хорошо тогда было, всего пару ударов кнутом получили. А из принесенного жителями нам ничего не досталось».
Прождав еще какое-то время, нацисты получили сведения о том, что фрайбергский поезд можно отправить на юго-запад, через Гораждовице и Страконице, в лагерь Дахау в Баварии. Но немецкое командование было в растерянности, оккупация Европы нацистами окончилась. Русские вошли в Берлин, Муссолини поймали и повесили, а Рур сдался. 28 апреля, после нескольких отсрочек, поезд был вынужден остановиться на станции Ческе-Будеевице, в городе, полном сбежавших немцев. На следующий день поступили сведения о том, что Седьмая армия США освободила Дахау, тем самым спасая женщин Фрайберга от участи окончить жизнь в этом месте. Дахау, открытый Гиммлером и служивший прототипом последних концлагерей, был «школой насилия» для эсэсовцев, которые проходили там спецподготовку. Из 200 000 заключенных, прошедших через Дахау, 40 000 там погибли.
