– А что же с нами теперь дальше будет?
– С нами – это с вами и со мной? – улыбнулся Сахаров.
– Да.
– Ну, этот вопрос уже решен. Вот бумаги, – он вытащил из кармана пачку каких-то немецких документов, – здесь ответ на ваши вопросы, – он опять улыбнулся, весело и беззаботно, как всегда, и продолжал:
– Мы едем в Данию! Туда перемещено несколько русских батальонов с разных участков северного фронта. Я еду начальником группы пропагандистов, вы – моим заместителем. Нам предстоит организовать пропагандистскую работу в этих батальонах, но самое главное – наладить издание информационного бюллетеня, который будем издавать своими силами.
Будем в нем печатать местные материалы из жизни своих частей, а материалы общего характера будут нам присылаться из главной редакции «Добровольца» через дабендорфских курьеров. Такая поставлена нам задача. Вы довольны? – спросил он меня.
– Доволен, – ответил я.
Действительно, я был доволен таким неожиданным поворотом в своей судьбе, зигзаги которой меня уже стали несколько утомлять. Ждал я чего угодно, но уж никак не поездки в какую-то Данию, о которой я, кажется, и не вспоминал с тех пор, как в детстве прочитал сказки Андерсена.
Сахаров продолжал между тем:
– Посмотрите настоящую буржуазную страну, это вам тоже очень полезно в познавательном смысле. Немцы хоть и оккупируют ее, но оккупационный режим там совсем не такой, как везде, очень мягкий, они стараются совсем не вмешиваться во внутреннюю жизнь страны. Даже короля им оставили, и правительство, и полицию, даже армия была оставлена первое время, потом только разоружили, когда эти военные попробовали затрепыхаться. Массовых репрессий никаких, стараются не раздражать датчан.
– А с чем это связано? – спросил я.
– Дания их кормит, немцев. Маленькая страна, меньше пяти миллионов, а продовольствия производит столько, что может прокормить в десять раз большее число людей. До войны они вывозили продовольствие в основном в Англию, теперь – все в Германию. И немцы не забирают у них все даром, а снабжают Данию за это углем, металлом, текстилем и другими товарами, которыми могут, учитывая ограниченные возможности военного времени.
– И датчане довольны таким положением? – опять спросил я.
– Зная европейцев, думаю, что нет… Впрочем, это мы сами скоро увидим, – ответил Сахаров. – С нами еще поедет четверо офицеров из числа курсантов Дабендорфа, только что окончивших курсы, и еще трое солдат, знакомых с печатным делом. До войны были печатниками. Среди них один бывший инженер-полиграфист, кажется, из Ленинграда. Вы сейчас поезжайте домой, фрау Пагель накормит вас обедом, а я останусь здесь заканчивать все формальности, найду этих ребят, все обговорю, завтра вечером нам надо уже выехать из Берлина, послезавтра будем уже в Дании. К концу дня я приеду, пойдем в Военный универмаг – он назвал этот магазин как-то иначе, я не запомнил, – там экипируемся и будем готовы к завтрашней поездке.
Он хлопнул меня по плечу в знак одобрения, как любил вообще делать с подчиненными, и рассказал, как ехать, чтобы не заблудиться в этом огромном городе.
Удивляться приходилось решительно на каждом шагу – так много нового, невиданного и неожиданного увидел я в эти краткие дни пребывания в Берлине.
Среди прочего, удивившего меня своей неожиданностью, было огромное количество русских, в том числе белорусов и украинцев, попадавшихся всюду в городе. Особенно часто попадались наши девушки, они работали во многих магазинах, столовых, кафе. Неизбежный остовский знак они умели так искусно вышить на халатике или передничке, что у многих он выглядел как какое-то украшение. Другие же, наоборот, носили крупно и ярко написанные три буквы OST открыто, показывая свое презрение к этому клейму, придуманному немцами для глумления над вывезенными в Германию советскими гражданами.
Всюду встречаясь с земляками, я увидел, как действительно невозможно стало немцам обходиться без нас, русских, не только на фронте, но и в тылу тоже. Значит, война пощипала их основательно, раз образовалось столько прорех, которые нужно затыкать иностранцами, да еще теми, со страной которых воюешь. Этакое бывает не от хорошей жизни. Но это значит, что чем немцам хуже, тем нам будет лучше, тем скорее они одумаются и придут в разум, так думалось мне тогда.
Сахаров вернулся к вечеру очень довольный тем, как складывались у него дела. Сразу же потащил меня в магазин, соответствующий нашему Военторгу, с той только разницей, что там совсем не было товаров и предметов гражданского обихода, а только все для военных. Впервые в жизни столкнулся я с европейскими торговым сервисом и снова вынужден был удивляться незнакомым мне формам жизни чужого народа.
Сахаров придирчиво заставлял меня примеривать один за другим комплекты обмундирования, всякий раз находя какие-нибудь недостатки. Он возился со мной, словно я ему был сын, хотя он был старше меня всего на 3–4 года.
Бедные «фроляйн» устали таскать эти комплекты, но не подавали никакого вида и все делали с полной готовностью и милейшими улыбками.
Наконец мы оделись, Сахаров отдал еще мундиры, чтобы были к ним сейчас же пришиты нарукавные знаки «РОА», с фуражек сорвал немецких «орлов» и прицепил наши трехцветные офицерские кокарды. Получился немецко-русский невразумительный гибрид – офицер РОА. В таком полностью оформленном виде мы вышли из магазина. На боку у нас в новеньких кобурах вместо сахаровского «Парабеллума» и моего «Лепажа» висели новенькие же «Вальтеры», на ногах были офицерские сапоги с жесткими узкими голенищами-бутылками, которые ни надеть, ни снять без посторонней помощи или специальных приспособлений нельзя.
В руках мы несли огромные офицерские чемоданы-конверты, в которые затолкали наши старые, отслужившие срок вещи – нашу русскую форму, в которой нам было так хорошо себя чувствовать.
На другой день вечером мы выехали из Берлина через Северный вокзал большой компанией. Наш путь лежал из Берлина через Росток на Варнемюнде – маленький портовый городок, откуда ходили паромы в Данию.
Рано утром, после ночи, проведенной непривычно в сидячем положении – такие вагоны, в Ростоке Сахаров повел нас подкормиться в раздаточный пункт. На каждом вокзале и на каждой крупной станции у немцев во время войны были такие пункты, где кормили проезжающих военных. Достаточно было подойти к окошку, и тебе подавали кружку эрзац-кофе и миску густого горохового или картофельного супа-пюре, так называемого «айнтопф», не требуя с тебя ни денег, ни карточек, ни документов. Показалось мало одной миски – подойди, получишь вторую.
В Ростоке оказалось, что не надо самим идти к раздаче, там бегали проворные «фроляйн» в чистых передничках. Когда они подскочили к нам – мы увидели, что это опять наши же, русские. Девчушки тоже обрадовались, сказали: «Сейчас мы вам принесем получше». И действительно, приволокли, накормили нас за счет Рейха как следует. Жалко было от них уходить, но надо было торопиться, местный поезд на Варнемюнде уже отходил. Паром оказался невиданным нами пароходом, внутрь которого частями вводили целый железнодорожный состав, вверху были прогулочные палубы, ресторан, кафе, каюты. Опять множество новых впечатлений и картин. Военных среди пассажиров немного, больше гражданские, много датчан, их странную, как бы заикающуюся речь впервые слышим. Странные звуки послышались со стороны моря, когда мы выходили из гавани. Какой-то зверь мычал громко и печально, похоже на заблудившуюся в лесу, измучившуюся корову, потерявшую надежду найти дорогу домой.