Не знаю, как Леша, тогда студент театрального училища, где он, следуя семейной традиции, обучался на художника-декоратора, смог договориться с этими суровыми дамами. Но факт остается фактом. Именно они шепнули «сырихам», что Лешка – сын самого Лемешева.
С той поры он появлялся на московском Бродвее в окружении прелестных девушек. Поклонницы его знаменитого «папы» были готовы на все, в любую минуту и где угодно.
И вот после долгого перерыва мы увиделись на террасе над прудом. Лешка рассказал мне, что путем мытарств его семейству удалось выменять огромную коммуналку в доходном доме в Кривоколенном переулке и что скоро я буду зван на новоселье.
Но попал я в эту квартиру значительно раньше, чем семейство театральных декораторов привело ее в порядок. Лешка позвонил мне в редакцию и радостно сообщил, что в квартире найден клад.
Я немедленно с фотокором Валькой Ивановым прибыл на место происшествия. В одной из комнат, разрушенной ремонтными работами, в фанерной насыпной стене оказался квадратный тайник, в котором находилась жестяная коробка с надписью «Шоколад Галла-Петер», а рядом лежали забандероленные пачки советских денег образца 1918 года.
На полу стояли весы, которые Лешка приволок из соседнего магазина.
– Зачем весы? – спросил я.
– Деньги взвешивать будем.
Взвесили, получилось около двух кило. Так родился заголовок заметки – «Два килограмма денег».
Валька отснял все, что нужно, я быстро написал заметку и поволок ее к ответственному секретарю. Тот прочитал и сказал равнодушно:
– Ну и что?
– Клад все-таки.
– Не пойдет. Если мы будем писать обо всем старом дерьме, которое находят после ремонта, в газете места не хватит. Ты же репортер, вот и узнай, чьи это деньги, как они попали в тайник. Возможно, за ними интересная история.
И я начал копать архив. В домоуправлении хранились домовые книги до 45-го года. Я сидел в городском архиве, читал старые книги, просматривал корешки ордеров. Квартира эта сменила несколько десятков жильцов, но все данные кончались на 23-м годе.
Тогда я ничего не нашел, но много лет возвращался к этой истории и все-таки выяснил, кому принадлежали несколько миллионов первых советских рублей. И помогли мне в этом документы московской уголовно-разыскной милиции.
* * *
Квартира в Кривоколенном, куда вселился мой веселый товарищ, принадлежала помощнику присяжного поверенного Дергунову. Он был одним из платных агентов Московского охранного отделения и после Февральской революции, когда деятельностью охранки занялась особая комиссия, бесследно исчез из Москвы.
В квартиру под видом двоюродной сестры заселилась его бывшая любовница Елена Радель. Женщина она была предприимчивая и решила организовать доходное дело: создать дом свиданий для измученных душой богатеньких московских мужиков.
Человек, уставший от уличной стрельбы, революционных лозунгов и бытовой неустроенности, находил в квартире на третьем этаже дома по Кривоколенному переулку женскую ласку, шустовский коньяк и хорошего партнера за ломберным столом.
Придраться к хозяйке, мадам Радель, было практически невозможно. Милиция, в то время часто приходившая с проверкой, заставала в ее квартире нескольких гостей, документы которых были в образцовом порядке.
Дело мадам Радель процветало. Советские деньги она практически не брала. Не вызывали у бывшей любовницы агента охранки плохо отпечатанные бумажки. Клиенты рассчитывались золотыми империалами, валютой и царскими деньгами.
Мадам никогда не заводила романов с клиентами, тем более что у нее появился любовник, человек смелый и решительный, звали его Константин.
Дом свиданий в Кривоколенном посещали люди денежные, в милых беседах хозяйка салона ненавязчиво выясняла их финансовые секреты, а потом ее нежный друг с двумя приятелями под видом комиссаров МЧК появлялись в квартирах и проводили реквизицию ценностей. Причем делали это по своим правилам, с подобающими документами, так что подозрений не возникало.
Эти операции приносили мадам Радель и ее любовнику совсем неплохой доход. Но они были людьми осторожными и, вовремя забрав деньги и драгоценности, подались из Москвы в Питер, где за хорошую плату можно было уйти через финскую границу.
Квартиру Константин оставил одному из своих подельников, некоему Лебедеву.
* * *
На станции Ожерелье ночью был ограблен почтовый вагон поезда «Москва – Тамбов». Шестеро бандитов, поставив под ствол охранника и двух почтовиков, забрали баул. В нем находилось девять миллионов рублей, отправленных Совнаркомом для выдачи зарплаты рабочим Тамбова.
Делом этим занялся комиссар милиции Карл Розенталь. Впоследствии он станет начальником Центророзыска, то есть всей сыскной службы страны. Московским сыщикам повезло, что первичный осмотр проводил опытный сотрудник уголовно-разыскной милиции. Он нашел на месте преступления квитанцию об отправке посылки в Ярославль. Именно эта квитанция привела московских сыщиков к организатору налета Петру Суханову. Его взяли в городе Рыбинске, при нем нашли часть похищенных денег, его опознали охранник и почтовики. Он раскололся и сдал подельников.
Дольше всех искали Лебедева, того самого, что поселился в квартире по Кривоколенному переулку.
В наследство от уехавших хозяев ему остались не только ковры, мебель и посуда, но и тайник в стене, куда он спрятал свою долю – два кило бумажных денег.
Его взяли в знаменитом кафе «Бом» на Тверской. Лебедев отпираться не стал, тем более что непосредственно в налете он участия не принимал, стоял на шухере на площадке вагона. Больше всего он боялся, что его притянут к самочинным обыскам. Но этого не случилось. Лебедев признался в участии в налетах, а деньги якобы проиграл в карты. Так и затерялся его след где-то в московских тюрьмах, так же как и следы мадам Радель и ее отважного любовника.
А два кило денег лежали в тайнике и ждали, что их найдет мой приятель Леша Соболевский.
* * *
Однажды, когда я обедал на замечательной веранде, ко мне за стол подсел Леша.
– Завтра в три новоселье.
Войдя с цветами и подарком в новую квартиру, я поразился увиденному, так как помнил свой первый визит: вздыбленный паркет, закопченные от времени стены. Теперь квартира сияла. На стенах в роскошных рамах висели работы всего клана Соболевских, мебель сверкала львиными мордами и овальными медальонами.
У меня возникло странное ощущение – показалось, что в гостиной за столом должны обязательно сидеть и мечтать о Москве три чеховские героини, а спальня удивительно напоминала будуар Анны Карениной из мхатовской постановки.
