— В буханке хлеба ты найдешь все, о чем просил.
— Вот тебе две тысячи пезо за такси, по пятьсот пезо в день.
— Водитель такси — старый и нервный перуанец. Не волнуйся при виде его, чао.
— Чао.
В большом бумажном мешочке — чтобы буханка хлеба не привлекла внимания — я обнаружил сигареты, спички, копченые сосиски, колбасу, пачку масла и флакон черного жира. Во время обыска я даю часовому пачку сигарет, спички и две сосиски. Он просит:
— Дай мне немного хлеба.
— Нет, хлеб сам купи. Вот тебе пять пезо. Хлеба не хватит на шесть человек.
Уф! Здорово я выкрутился.
— Завтра будет фейерверк. Теперь у нас имеется все, Пабло. Отверстие надо будет просверлить прямо под вышкой. Тогда часовой не сможет нас разглядеть.
— Но он сможет услышать.
— Я об этом подумал. В 10 часов утра эта часть стены находится в тени. Надо, чтобы один из чеканщиков по меди прикрепил свой лист на стене, в нескольких метрах от нас. Если их будет двое — еще лучше. Каждый из них получит по пятьсот пезо. Найди двух подходящих парней.
Он их нашел.
— Двое моих друзей будут беспрерывно колотить по меди, и часовой не может расслышать звук сверла. Ты должен будешь выехать на кресле из-за выступа в стене и заслонить меня от взгляда часового на противоположной стене.
Отверстие сделано за час. Благодаря ударам молота по меди и жиру, которым я поливаю сверло, часовой ни о чем не догадывается. Динамит вложен в отверстие, к нему прикреплен запал. С помощью цемента заделываем отверстие и отходим. Если все пойдет по плану, после взрыва в стене образуется отверстие. Часовой упадет вместе с будкой, а я верхом на спине Пабло доберусь до такси. Остальные справятся сами. Если Кложе и Матурет выйдут за нами, они до такси доберутся раньше нас.
Перед самым взрывом Пабло предупреждает группу колумбийцев.
— Если хотите бежать, через несколько минут в стене будет дыра.
Поджигаем фитиль. Взрыв дьявольской силы потрясает весь квартал. Часовой сваливается на землю вместе, с вышкой. В стене образовались крупные щели, и мы видим улицу, но отверстия недостаточно широки для того, чтобы через них мог пробраться человек. Только теперь я сознаю, что пропал. Это моя судьба. Придется вернуться в Кайенну.
Невозможно описать суматоху, которая возникла после взрыва. Во дворе более восьмидесяти полицейских. Дон Грегорио знает, к кому он должен обращаться.
— Буэно (хорошо), француз. Это, я думаю, в последний раз.
Начальник караула рвет и мечет. Он не может приказать избить человека, который лежит в инвалидной коляске и, чтобы эта участь не постигла других, я громко заявляю, что всю операцию осуществил я сам. Шестеро полицейских у подорванной стены, шестеро во дворе и шестеро со стороны улицы будут беспрерывно дежурить, пока строители не замуруют стену. Часовой, который свалился с вышки, к счастью, не пострадал.
Через три дня, 30 октября, в 11 часов утра, за нами являются двенадцать надзирателей с каторжных работ. Происходит короткая церемония: они должны удостовериться в личности каждого из нас. Они захватили с собой наши личные карточки, фотографии и отпечатки пальцев. После этого французский консул подписывается на документе, в котором сказано, что он берет на себя ответственность за возвращение нас во Францию. Все присутствующие удивлены дружелюбием, которое проявляют к нам надзиратели. Ни одной угрозы, ни одного резкого слова. Трое наших попутчиков, которые пробыли на каторге намного дольше нас, знают почти всех надзирателей, беседуют с ними и обмениваются шутками, словно старые добрые друзья. Майор Боррель, командир группы надзирателей, смотрит на мои ноги и говорит, что обо мне позаботятся на корабле — там нас встретит опытный санитар.
Путешествие в трюме корабля было тяжелым, в основном из-за удушающей жары и из-за того, что мы по двое были прикованы к железным цепям. Стоит рассказать только про один случай. Корабль зашел за горючим в Тринидад. Когда мы вошли в порт, английский морской офицер потребовал, чтобы с нас сняли железные цепи. Оказывается, на борту корабля нельзя заковывать человека в кандалы. Я использовал этот случай, чтобы заехать одному из английских офицеров в физиономию. Мне хотелось, чтобы меня арестовали и сняли с корабля. Но офицер сказал мне:
— Я тебя не арестую и не сниму тебя с корабля за преступление, которое ты только что совершил. Возвращение на каторгу будет для тебя достойным наказанием.
Я получил то, что мне причиталось. В каком жалком положении я оказался после одиннадцати месяцев побега! И все-таки прошлое не сотрется из моей памяти.
В считанных километрах от порта, который мы только что оставили, живет семейство Бовэн. Мы прошли невдалеке от Кюрасао, страны великого человека, епископа Ирене де Бруайн. Мы наверняка были невдалеке от территории индейцев гуахирос, — места, где я познал любовь в ее наиболее чистом и естественном виде.
А прокаженные на Голубином острове! Несчастные заключенные, которых коснулась эта ужасная болезнь, нашли в себе достаточно великодушия, чтобы помочь нам!
А бельгийский консул с его добросердечностью, а Жозеф Деге, который подвергал риску собственное благополучие ради меня! Побег провалился, но он кончился моей победой, потому что я узнал этих замечательных людей. Нет, я не жалею о своем побеге.
Вот и Марони с ее мутной водой. Мы на палубе «Маны». Тропическое солнце уже принялось жечь землю. Я вижу устье реки: мы медленно приближаемся к месту, которое я на такой скорости покинул. Мои друзья не разговаривают. Надзиратели рады окончанию утомительного путешествия. Море все время буйствовало, и теперь многим из них полегчало.
За нашим приближением к берегу следят массы людей. Они с любопытством взирают на тех, кто отважился отправиться в столь далекое путешествие. Мы прибыли в воскресенье, и это послужит им дополнительным развлечением в день отдыха — здесь у них очень мало развлечений. Я слышу, как люди говорят:
— Раненый — это Бабочка. Вон тот — Кложе, а это Матурет.
В лагере выстраивают группами шестьсот человек перед казармой. Возле каждой группы стоят надзиратели. Я вижу Франсуа Сьерро. Облокотившись о подоконник, он смотрит на меня и плачет. Мы останавливаемся посреди лагеря. Офицер берет в руку мегафон:
— Ссыльные, вы можете убедиться в бесполезности побегов. Все страны задерживают вас и выдают Франции. Никому вы не нужны. Лучше вести себя хорошо здесь. Что ожидает эту пятерку? Суровое наказание: им придется сидеть на Сен-Жозефе, и весь остаток своего заключения они проведут под арестом на островах Благословения. Вот чего они добились своим побегом. Надеюсь, вы поняли. Надзиратели, отведите этих людей в дисциплинарный отсек.
