Вот о троих друзьях детства и однокашниках по училищу и хочется в заключение рассказать.
Саня Разгонин…
Помните луг над Кумой, эпизод со свечой — драгоценным подарком залетного командира? Это он тогда, Саня, стучал кулаком в свою щуплую грудь и говорил о железе, что надо иметь вместо сердца тому, кто мечтает летать. И скромно умалчивал о своей мечте и о собственном своем сердце. А именно оно-то и оказалось железным…
Неподалеку от Ленинграда, на светлой поляне, в глубине живописной сосновой рощи расположено небольшое — по сегодняшним нашим масштабам двухэтажное здание. Выглядит оно новым, но, присмотревшись, заметишь массивные стены, широкие каменные ступени, выщербленный местами тяжелый цоколь.
Здесь пионерлагерь, это легко угадаешь, едва войдя в рощу, по звездным лучам-дорожкам, посыпанным свежим песочком линейкам, по флагу на мачте и красочным транспарантам на стойках-шестах, — даже и раньше еще, [197] на подходе, по звукам веселого горна, по кликам девчоночьим и мальчишечьим, еще с дороги, за километр. С той самой дороги, что всходит на Румболовские высоты, пересекая здесь Колтушское шоссе, и по которой бегут сейчас верхом нагруженные машины окрестных совхозов, везущие овощи в Ленинград, — той самой Дороги, по которой когда-то, буксуя и зарываясь по радиатор в сугробы, натужно взбирались закамуфлированные известкой полуторки с Ладоги, с простреленными мешками в залатанных свежими досками кузовах, с обмерзшими, навалившимися на руль шоферами…
Теперь она выглядит по-иному, Дорога жизни, гладкая и прямая, мощные грузовики не замечают подъема, и только взлетев на высотку, нездешние водители невольно сбавляют газ при виде посеребренной ограды братского воинского кладбища с бюстом летчика в центре — Героя Советского Союза Ильи Шишканя…
Однако вернемся в пионерлагерь, к нарядному дому в пронизанной солнцем сосновой роще, в окружении зелени, ярких цветочных клумб. Тридцать пять лет назад, каждое утро, задолго до того часа, когда бодрые звуки горна возвещают начало веселого дня его нынешним звонкоголосым хозяевам, к дому подъезжал посеревший от пыли, когда-то голубой автобус и по ступеням сбегали похожие друг на друга, как братья, плечистые парни с обветренными до смуглоты лицами, с большими целлулоидными планшетами, свисающими до колен, со шлемами и перчатками, наскоро заткнутыми в карман или за борт полузастегнутой куртки…
Здесь жили летчики трех авиационных полков Балтфлота — жили, спали, писали письма, ждали и получали их, принимали гостей из блокадного Ленинграда, артистов, еле державшихся на ногах, угощали их чем могли из своего «летного» — тоже по названию только — пайка. Утром уезжали на аэродром, вечером возвращались — осунувшиеся, но возбужденные и веселые. Или молчаливые и задумчивые — если возвращались не все…
Не только на подступах к городу, на ближних и дальних позициях врага, но и в глубоком его тылу, на палубах и в трюмах его кораблей рвались торпеды и бомбы, метко нацеленные экипажами 1-го гвардейского Краснознаменного минно-торпедного авиаполка, которым командовал полковник Евгений Николаевич Преображенский. Лишь за один 1943 год полк потопил пятьдесят [198] шесть фашистских кораблей и транспортов общим водоизмещением двести пятьдесят тысяч тонн. Тридцать пять воинов этой части стали Героями Советского Союза. И среди них…
…Летчик Александр Разгонин потопил пять вражеских кораблей, летал бомбить военно-морские базы Котка, Хельсинки, Таллин, мастерски ставил минные заграждения в базах и на фарватерах в тылу противника, бомбил эшелоны с войсками и техникой на станциях Гатчина, Мга, Тосно, Луга, Волосово…
Это — из наградного листа, сохранившегося в архиве.
"…Экипаж гвардии старшего лейтенанта А. И. Разгонина не вернулся с боевого задания…" — Из записи в журнале боевых действий полка от 16 ноября 1943 года.
И — из Указа Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года:
…Александру Ивановичу Разгонину присвоить звание Героя Советского Союза…
Значит, посмертно?
Значит, погиб?
В 1-м минно-торпедном полку, куда младший лейтенант Разгонин прибыл по окончании училища, он оказался в эскадрилье Ефремова — того самого Андрея Яковлевича Ефремова, который полгода спустя прославился знаменитыми полетами на Берлин, а еще через год стал командиром вновь сформированного 36-го минно-торпедного полка на Черном море.
Под Ленинградом, в Клопицах, встретил полк весть о войне, отсюда вылетал на первые боевые задания. В сорок втором перебазировался восточнее.
К этому времени Саша Разгонин, самый молодой летчик полка, успел стать одним из лучших пилотов Балтики. За успешный бомбоудар по скоплению войск противника был награжден орденом Красного Знамени. Третьим в полку, вслед за опытнейшими командирами воздушных кораблей Балебиным и Шимановым, освоил полеты с торпедой.
6 июля 1943 года, на следующий день после вручения ему второго ордена Красного Знамени, с тридцатиметровой высоты торпедировал и послал на дно фашистский транспорт водоизмещением пять тысяч тонн…
Одна за другой следовали торпедные атаки Разгонина [199] и его штурмана Чванова, один за другим отправлялись на дно вражеские корабли с грузами и войсками…
…Хмурый осенний день, низкая облачность, дождь. Часами галсировал торпедоносец в поисках цели, и вот сквозь завесу тумана прорисовались контуры огромного двухтрубного транспорта. Быстро произведены необходимые расчеты. Спустя двадцать минут тяжело нагруженное вражеское судно скрылось под волнами Балтики…
На имя Разгонина в полк пришла телеграмма:
"Горячо поздравляем Вас и Ваш славный экипаж с дерзкой победой. Входим с ходатайством в Военный совет о награждении Вас высшей правительственной наградой — присвоении звания Героя Советского Союза. Желаем множить счет Ваших славных побед. Точный здравый расчет в сочетании с дерзостью всегда обеспечивает успех.
Генерал-полковник авиации Жаворонков. Генерал-лейтенант авиации Самохин".
И снова крейсерские полеты, разящие удары по врагу, точный расчет и дерзость. Шестой транспорт… Потом — 16 ноября — самый большой, седьмой.
И — скорбная запись: "Не вернулся с боевого…"
…В тот день экипаж вылетел на "свободную охоту". Долго утюжили небо, вглядываясь сквозь дождь и туман в черную, вспаханную свирепым ветром поверхность моря. Подходило время возвращаться на базу. Но лететь домой с пустыми руками… Возникла поистине дерзкая мысль — идти не на свою, а на вражескую базу. Военно-морскую! Там-то наверняка найдется достойная цель…
Как очутился в Либавском порту советский крылатый торпедоносец, для фашистов осталось неразрешимой загадкой. Самолет будто выпрыгнул из воды, вихрем пронесся над стволами корабельных и береговых зениток и, мгновенно выбрав цель, развернулся для смертоносной атаки. Гитлеровские зенитчики опомнились лишь тогда, когда, сбросив торпеду на стоящий в порту огромный транспорт, краснозвездная машина взмыла ввысь, уходя в открытое море…
