В дни революции демонстранты на улицах Тегерана пели полную экспрессии и пафоса песню «Аллах Акбар», в которой неоднократно повторялся рефрен:
Иран, Иран, Иран —
Это кровь, смерть и бунт
Трагичная, но, возможно, самая верная характеристика Ирана. На протяжении многих столетий и без всяких существенных изменений. Но в данном случае важны даты. В сентябре 1978 года, за четыре месяца до своего отречения, шах даст интервью корреспонденту еженедельника «Штерн». Исполнилось двадцать лет с того момента, когда шах создал и запустил в действие САВАК.
«– Сколько политических заключенных в Иране?
Шах: – Что вы подразумеваете под этим понятием? Впрочем, я догадываюсь, кто имеется в виду – меньше тысячи.
– Вы уверены, что ни одного из них не подвергали пыткам?
Шах: – Я как раз распорядился отменить пытки».
Снимок (10)
Эта фотография сделана в Тегеране 23 декабря 1973 года: шах, окруженный частоколом микрофонов, держит речь в зале, заполненном толпой журналистов. Мохаммед Реза, которого обычно отличают изысканные манеры и отрепетированная сдержанность, на сей раз не может скрыть свое волнение и даже, отмечают репортеры, возбужденность. Минута действительно ответственная, чреватая глобальными последствиями, ибо шах только что объявил о новых ценах на нефть. За два неполных месяца стоимость ее возросла в четыре раза, и Иран, которому экспорт этого сырья приносил пять миллиардов долларов годового дохода, теперь будет получать двадцать миллиардов. Добавим, что единственным распорядителем этой гигантской массы денег явится сам шах. В своем единовластном царстве он волен распорядиться ими по своему усмотрению – может вышвырнуть в море, израсходовать на мороженое либо хранить их в золотом ларце. Трудно поэтому удивляться тому возбуждению, которое в тот момент охватило монарха, ибо никто из нас не знает, как бы он повел себя, внезапно обнаружив в кармане двадцать миллиардов долларов, а помимо того знал бы, что каждый последующий год будет приносить ему еще двадцать, а в будущем и того больше. И следует ли удивляться тому, что с шахом случилось то, что должно было случиться, то есть он попросту потерял голову. Вместо того чтобы созвать семейный совет, собрать преданных генералов, верных советников и сообща обсудить, как разумно распорядиться таким богатством, шах, которому, как он утверждает, внезапно явилось светлое видение, заявляет во всеуслышание, что на протяжении жизни одного поколения он превратит Иран, отсталую, запущенную, наполовину безграмотную и нищую страну в пятую по мощи мировую державу. Одновременно монарх выбрасывает заманчивый лозунг о всеобщем благосостоянии, лозунг, будящий в людях большие надежды. Сначала они не кажутся абсолютно беспочвенными: всем известно, что шах на самом деле получил баснословные суммы.
Вскоре после пресс-конференции, которую мы созерцаем на фотографии, монарх дает интервью корреспонденту еженедельника «Шпигель».
– Через десять лет мы достигнем такого же уровня жизни, как и у вас – немцев, французов, англичан.
– Вы полагаете, – с недоверием вопрошает корреспондент, – что осуществите это за одно десятилетие?
– Да, несомненно.
– Но, – произносит ошеломленный журналист, – Западу потребовались усилия нескольких поколений, чтобы достигнуть своего нынешнего уровня! Способны ли вы на такой скачок?
– Несомненно.
Я вспоминаю это интервью теперь, когда шаха в Иране уже нет, вспоминаю, когда в невообразимой грязи и дерьме пробираюсь среди бедняцких лачуг крохотной деревушки под Ширазом, окруженный ватагой полуодетых и продрогших детей, и наблюдаю, как у одной мазанки какая-то женщина лепит из навоза круглые лепешки, которые (в этой стране нефти и газа!) будут использоваться после сушки в качестве единственного топлива; так вот, когда я таким образом бреду по этому печальному средневековому селению и вспоминаю давнее интервью, после которого минуло несколько лет, мне приходит в голову банальная мысль о том, что нет такого абсурда, который не мог бы создать человеческий разум.
Но пока что шах уединяется во дворце, откуда отдает сотни указов, которые рождают напряжение в Иране, а пять лет спустя приведут к краху его самого. Шах велит вдвое увеличить расходы на инвестиции, начать колоссальный импорт технологии и создать третью по технической оснащенности армию в мире. Он приказывает выписать самое современное оборудование, быстро монтировать его и приводить в действие. Современные машины произведут современную продукцию, Иран заполонит мир самыми лучшими изделиями. Он решает строить атомные электростанции, заводы, производящие радиоэлектронику, металлургические комбинаты и всякого рода фабрики. После чего, поскольку в Европе царит великолепная зима, едет кататься на лыжах в Санкт-Мориц. Но очаровательная и элегантная резиденция шаха в Санкт-Морице неожиданно перестала быть прибежищем тишины и местом уединения. Ибо в этот момент известие о новом Эльдорадо уже распространилось по всему миру и вызвало смятение в столицах. Такая уйма денег действует на воображение любого человека, словом, все-все сразу смекнули, какой капитал можно было бы сколотить в Иране. Перед швейцарской резиденцией шаха стала образовываться очередь премьер-министров, министров, и между прочим из уважаемых и солидных правительств, из почтенных и известных стран. Шах восседал в кресле, грел руки у камина, прислушиваясь к потоку предложений, идей, деклараций. Весь мир ныне оказался у его ног. Перед ним были склоненные головы, согнутые шеи, протянутые руки. Вот видите, обращался он к премьерам и министрам, вы не умеете править страной и поэтому оказались без средств! Он поучал Лондон и Рим, давал советы Парижу, отчитывал Мадрид. Мир безропотно все выслушивал, глотал самые горькие пилюли, ибо все взоры были обращены в сторону сверкающей пирамиды золота, которая высилась среди иранской пустыни. У послов, аккредитованных в Тегеране, голова шла кругом, ибо канцелярии заваливали их десятками телеграмм относительно денег: какую сумму шах готов нам предоставить? Когда и на каких условиях? Заявил, что не даст? Постарайтесь, ваше превосходительство, нажать на него! Обеспечиваем гарантированные услуги, ручаемся за доброжелательную реакцию прессы. В приемных даже самых захудалых шахских министров постоянная давка и толкотня, пылкие взгляды и потные руки, никаких признаков элегантности и хороших манер. А ведь теснящиеся здесь, сдерживающие друг друга и раздраженно реагирующие на соседей по очереди, – это управляющие международных компаний, директора крупных концернов, посланцы известнейших фирм и предприятий, наконец, представители правительств достаточно уважаемых стран. И все наперебой предлагают, уламывают, нахваливают: то наладить производство самолетов, выпуск автомашин, телевизоров, то запустить часовой завод. А наряду с такими знаменитыми и – в нормальных условиях – респектабельными лордами международного капитала и промышленности в Иран хлынул целый косяк всякого рода мелкой рыбешки – спекулянтов и жуликов, ювелиров и диск-жокеев, организаторов стриптиза, поставщиков наркотиков, владельцев баров, мастеров по стрижке бритвой и по серфингу; устремились те, что берутся начать персидское издание «Плейбоя», специалисты шоу-бизнеса в стиле Лас-Вегаса и те, что готовы раскрутить рулетку почище чем в Монте-Карло. Скоро можно будет стоять на тегеранской улице и читать развешанные вокруг рекламы и вывески: Jimmy’s Night Club, Holiday Burber Shop, Best Food in the World, New York Cinema, Discrete Corner.[27]
