Гвардейский корпус, долженствовавший идти впереди V Кавказского, выступил из Вильны с опозданием в 6 час., и движение его еще задерживалось обозами. Главные силы 2-й Финляндской дивизии, перейдя в город через Вилию, нашли все улицы запруженными, и еле-еле им удалось протискаться на сотню шагов от моста, чтобы не слишком пострадать при его взрыве. Из окон на улицы, на которых происходила давка войск и обозов, полетели разбитые силой взрыва стекла. Наконец с опозданием на 10 час. 2-я Финляндская дивизия двинулась вперед, не ожидая пока предшествовавшие ей части очистят ей дорогу. 5-й полк в этой сумятице принял совершенно жалкий, негодный к бою вид, и когда вечером 18 сентября штаб V Кавказского корпуса потребовал от 2-й Финляндской дивизии один полк в корпусный резерв, штаб дивизии поспешил назначить 5-й полк.
А 7-я Сибирская дивизия, левый фланг которой — 28-й Сибирский стрелковый полк — тщетно ждал, чтобы финляндцы вышли и развернулись на продолжении его фронта, нервничала и жаловалась. Чтобы успокоить сибиряков, отдыхавший в Лаваришках лейб-гвардии Егерский полк выдвинул временно 6 рот на участок, предназначенный нашей дивизии. Уже ночью 7-й и 8-й Финляндские полки, под командой Марушевского, сменили их и стали на свое место. Егерский полк мог принести большую пользу, следуя с возможно меньшими задержками в распоряжение Флуга.
Мы были очень плохо осведомлены о положении, в котором находилась 10-я армия, когда после 4 ночей без сна 19 сентября я укладывался спать в 1 час. утра. Но все выглядывало очень мрачно. Деревни вокруг м. Лаваришки были переполнены полуразложившимися войсками. На полях кругом шумела огромная ярмарка, образованная отдыхающими батареями и обозами. Дорога на Ошмяны, куда уехал штаб армии, по слухам была еще свободной, но предназначалась не для нас, а для других частей.
В приказе по дивизии на следующий день предусматривалось занятие позиции от з. Осиновка до высоты 101,3 фронтом на запад, под прямым углом к позиции III Сибирского корпуса, тянувшейся фронтом на север. Моему полку отводилось почетное место на правом фланге, в исходящем углу, на стыке групп Флуга и Мехмандарова. Вполне разумно приказ по дивизии указывал мне следовать в голове дивизии, выступив в 5 ч. 30 м. утра, для скорейшего занятия моего опасного участка. Со мной должны были следовать обе батареи — 10 орудий — вся артиллерия нашей дивизии. Если артиллерия начинала жаться к 6-му полку, можно было полагать, что наступили черные дни, и близость сохраняющего порядок полка начинает высоко котироваться; в других случаях артиллерия ко мне не слишком льнула, вследствие моих отношений к командиру нашего артиллерийского дивизиона, оставлявших желать лучшего. За мной должны были следовать, под командой Марушевского, 7-й и 8-й полки: первый назначался в дивизионный резерв, второй — для занятия левого, явно безопасного участка дивизии. 5-й полк уходил в корпусный резерв самостоятельно, спокойной дорогой мимо озера Бык.
Было уже близко к 5 час. утра, когда я вышел из своей хаты и не узнал окрестностей Лаваришек. Вместо кишевшего вчера муравейника, поля кругом представляли пустыню. Оперативное понимание за год войны очевидно получило широкое развитие даже среди обозов; ночью явно циркулировали панические слухи, и ярмарка, немного покормив лошадей, начала погонять дальше по всем возможным и невозможным дорогам. Может быть рассасывание этого скопища в ночные часы представляло и плод активной работы некоторых сотрудников корпусных штабов.
Роты и батареи готовились к выступлению; я ожидал назначенного часа. Но за 30 мин. до его наступления меня неприятно поразило извещение штаба дивизии, что 7-й и 8-й полки, долженствовавшие образовать арьергард, снялись в 3 часа утра со своей позиции. Так как дорога оказалась свободной, то полковник Марушевский, человек очень предусмотрительный, испросил разрешение начальника не морить даром стрелков 2 ч. 30 м. у большака, а двигаться по прямому своему назначению, через з. Осиновку; 7-й и 8-й полки таким образом выиграют для отдыха 2 лишних часа и явятся более свежими в распоряжение начальника дивизии; что касается их арьергардной роли, то 6-му полку, на его марше, опасность сзади, с востока, конечно угрожать не будет. Очень опасен удар с севера — но здесь может помочь не арьергард, а только 7-я Сибирская дивизия, которая должна оставаться на своих позициях, прикрывающих дорогу, до 6 час. утра. Начальника дивизии уговорили; колонна Марушевского уже скрылась, с ней ушел и штаб дивизии; было немного неловко, что арьергард{76} улизнул ранее главных сил; начальник дивизии извинялся за изменение отданного приказа и предоставлял мне начать отход за полчаса до указанного мне времени.
Начинались шуточки. Конечно просить себя дважды двинуться вперед со своей колонной я не заставлял. Мои артиллеристы очень подозрительно смотрели на образовавшуюся вокруг нас пустоту. Батареи оказались запряженными, и колонна тронулась не теряя ни одной минуты, хорошо шагом.
Мой полк не успел однако еще вытянуться из Лаваришек, как ко мне подскакал ординарец 28-го Сибирского стрелкового полка. Ему было приказано доложить устно мне — старшему из встреченных начальников 2-й Финляндской дивизии, что их полк, долженствовавший прикрывать прохождение полка по участку з. Крапивница — з. Козловка, выступил из з. Пукштаны в 4 час. утра, оставив в 2 верстах севернее большака, в лесу, арьергарды; но так как немцы в больших силах подходили к арьергардам, то и последние ушли. Толковый ординарец сообщил мне, что по его догадкам и стоявший правее 28-го Сибирского полка 27-й Сибирский полк вероятно уже снялся и ушел. Командир батальона 28-го Сибирского полка, ушедший со своей позиции бокового арьергарда за 2 часа до указанного ему срока, считал своим долгом предупредить меня, что большак более никем не прикрывается и что немцы идут на пересечку моего пути. Сделав этот обстоятельный доклад, сибиряк-ординарец, повидимому не рассчитывая на какую-либо благодарность с моей стороны, круто повернулся и ускакал полным ходом.
Повидимому опытные люди в штабе 10-й армии предусматривали возможность такого казуса, так как в архиве хранится особенное предупреждение, переданное по радио, служебным кодом, накануне вечером от имени командующего 10-й армии: "Отход на следующую позицию должен начаться в 6 час. утра согласованно с соседями. 9827. Радкевич". Эта радиограмма была адресована Флугу, Мехмандарову, Гернгроссу. Но что-то томило повидимому начальника штаба 10-й армии, так как он счел необходимым, как только установилась проволочная связь, дополнительно послать следующую телеграмму, уже одному только Флугу: "123. Отход левого вашего фланга может начаться не ранее 6 час. утра 19/IX, как это указано в директиве 9827. 0 получении сего прошу уведомить меня. Номер 1842. Попов".
