Глэдис прошла по коридору, как обычно, все подмечая, пытаясь запечатлеть в памяти подробности больничного быта. Когда-нибудь она тоже свихнется. То была часть ее наследства. И когда это случится, она должна знать, как устроено учреждение. Вот почему она впитывала все в себя, словно губка. Старалась запомнить как можно больше. Надеясь, что когда потребуется, сможет хотя бы немного во всем этом разобраться.
Возможно, крыла будет недостаточно.
Возможно, нужна целая больница. На доход кинозвезды она может себе это позволить. Или даже обязана. Это ведь передается по наследству. По меньшей мере трем поколениям.
В больнице положено быть бодрым и веселым. У них это – как пароль. Это часть всеобъемлющего лечебно-оздоровительного ухода, основанного на том убеждении, что позитивное окружение формирует позитивную психику. В переполненной больнице все правила пронумерованы, как и пациенты. А как иначе поддерживать порядок? Медсестры и персонал больницы следуют инструкции и, если только обстоятельства не диктуют иное, всегда изъясняются позитивными выражениями. Лишь доктора держатся иначе. Скрючившись над своими стальными пюпитрами, прислушиваясь к фактам и выписывая назначения, они не утруждают себя участием в этой игре. Они постановщики. Сочинители. Это не их дело – исполнять. Чтобы усилить позитивность, некоторым пациентам дозволяется выезжать на дневные прогулки с семьей. Считается, что подобные выезды и взаимодействие с внешним миром вызывают ощущение нормальности. Вот и Мэрилин забирает мать на ланч. Они сидят на открытой площадке одного из ресторанов в Уиттьере. Глэдис сутулится, пряча лицо, словно за ней наблюдают. Не успевают они завести разговор, как она внезапно оглядывается и шепчет: «Вы должны забрать меня отсюда». Она почти не смотрит на дочь: очевидно, она и понятия не имеет, кто перед ней. На протяжении всего ланча она лишь ковыряется в жареном картофеле, повторяя: «С виду вы довольно-таки приятная дама, и я знаю, что вы не отвезете меня обратно». Когда они заканчивают и машина везет их назад, в больницу, мать не произносит ни слова, лишь иногда дернется, или прочистит горло, или фыркнет. Глэдис бросает косые взгляды и сжимает кулаки, словно вот-вот взорвется, затем смотрит в окно, на медленно пробегающий мимо, кадр за кадром, город, будто копается в чьих-то воспоминаниях. И лишь когда автомобиль сворачивает на длинную подъездную дорожку, говорит: «Я так и знала, что вам нельзя верить». И пока они идут к сестринскому отделению, Мэрилин смотрит под ноги, боясь, что любой зрительный контакт заставит ее разрыдаться. Младшая медсестра, дородная темнокожая женщина, выходит из-за стола им навстречу, берет Глэдис за руку и с широкой улыбкой, с воодушевлением заждавшегося родителя произносит:
– О, миссис Бейкер! Вы выглядите такой посвежевшей! Как приятно снова видеть вас дома!
8 марта 1952-го: «Villa Nova Restaurant», Лос-Анджелес
Такси подъезжает к «Villa Nova» минут на пятнадцать позже назначенного времени, но Джо словно и не замечает своей непунктуальности. Через массивную деревянную дверь, блокирующую шум с бульвара Сансет, он проходит внутрь, мимо метрдотеля, чувствуя обращенные на него взгляды. Уж лучше бы занимались собой! Немного уединения – вот и все, на что он надеялся, завершив в прошлом сезоне карьеру. Направляясь к дальнему столу, он смотрит под ноги. «Привет, Джо», – говорит кто-то, но он не оборачивается, лишь поджимает губы в улыбку и продолжает идти; он ждал этого вечера долгие недели. Жаль только, что все это происходит на публике.
Этот ужин стал возможным благодаря Дэвиду Марчу, тележурналисту, организовавшему фотосессию Мэрилин Монро и другого бейсболиста, лефт-филдера «Филадельфии Атлетикс» Гаса Зерниала. Джо позвонил Марчу, заявив, что раз уж тот устраивает встречи Мэрилин с бейсболистами, он тоже хочет в этом участвовать. Он знал, что Марч уступит – люди вроде него всегда предпочитали иметь Джо на своей стороне. Марч высказал опасение, что Мэрилин может не согласиться – ей, мол, нравится вести дела на собственных условиях, ничего личного. «А ты постарайся как следует», – сказал ему Джо. Мэрилин немного поупиралась, но в итоге все же согласилась на это «свидание вслепую» – после того как Марч сказал, что и сам будет в ресторане со своей девушкой. «Так оно и лучше, – заверил он Джо, – она не слишком интересуется спортом».
Марч и его спутница сидят в дальней части ресторана, в кабинке из красной кожи. Она выставляет напоказ грудь, когда поворачивается, чтобы поздороваться с Джо. Пустышка, думает тот, похоже, считает, что в этом есть какая-то изысканность. Его раздражает даже ее ярко-красная помада – перебор для заведения, которое, по сути, всего лишь дорогущая итальянская закусочная.
Марч встает, обменивается с Джо рукопожатием и предлагает присесть. Джо обводит взглядом стол, задаваясь вопросом, где же Мэрилин и где сядет она, но ничего не говорит и устраивается с левой стороны кабинки, перед стоящим на краю стаканом с водой.
– Ее еще нет, – сообщает Марч.
– Вижу, – отвечает Джо. – Мог бы и не говорить.
Марч не сводит глаз с узкого коридора ресторана, по которому лавируют официанты, разнося дымящуюся пасту. Мэрилин опаздывает почти на полтора часа. Свечи на столах угасают, отбрасывая мерцающие огоньки. Марч уже устал извиняться; его выдержки хватает только на повторный заказ мартини. Но Джо не изволит даже пригубить; мартини кажется ему претенциозным. К тому же ему хочется сохранить трезвую голову. Он желает предстать перед ней в наилучшем виде. Когда ему приносят очередной стакан воды, он берет чайную ложку и, вылавливая кубики льда, складывает их на красную льняную салфетку, после чего, сложив ее вдвое, наблюдает, как темнеет ткань.
Извинившись, Марч говорит, что сходит узнать, не звонила ли Мэрилин. Вставая, задевает стол, и вода из стакана Джо проливается через край.
– Скорее всего… – бормочет Марч. – Ну… сам знаешь, как легко бывает выбиться из графика деловому человеку. Особенно в киноиндустрии.
Джо не говорит ни слова, хотя и понимает, какую неловкость испытывают от его молчания спутники.
– Дай мне пару секунд, – говорит Марч и в мерцающем сиянии свечей направляется к стойке администратора.
Через несколько минут после того, как они остаются вдвоем, спутница Марча поворачивается к Джо с таким видом, словно готова убить его за это молчание.
– Вы ведь больше не играете, не так ли?
Он качает головой.
– Сама я не в курсе, но слышала, лишь недавно закончили. Это ведь было не очень давно, да? Дэвид говорит, вы сейчас какую-то передачу ведете на Си-би-эс. Про бейсбол?
– На Эн-би-си.
– А, ну да. Точно, на Эн-би-си.
Он сжимает салфетку, окончательно перемалывая то, что оставалось ото льда.
Она говорит, что у нее есть подруга, которая работала на Эн-би-си, и спрашивает, не знает ли ее Джо, хотя и не может вспомнить, чем именно та занималась, а он с трудом удерживает зевок, пока она перебирает имена тех, кто имеет хоть какой-то вес в этой индустрии. Наконец, она умолкает и, обведя ресторан взглядом, наклоняется к нему, держа бокал за ножку:
– Это немного жестоко, не находите: заставлять людей ждать так долго. Между нами говоря, даже и не знаю, сколько я еще выдержу.
Джо не отвечает. От готов ждать хоть всю ночь.
Стоит ли говорить, как меняется атмосфера в зале, когда она, наконец, появляется? Одетая во все черное, она приковывает к себе внимание всех без исключения посетителей «Villa Nova», неторопливо, но решительно прокладывая путь к нужному столику. Ресторан как будто осветился, а язычки пламени у горящих свечей сделались длиннее. В ней есть нечто легкое и яркое, призрачное – и в то же время карикатурное. Не говоря ни слова, она опирается ладонями о стол и, подавшись вперед, осматривается в поисках выпивки. Он поражен тем, какой юной она выглядит: ни дать ни взять – принарядившаяся девчонка. И он смотрит, как она медленно снимает пальто и делает паузу, позволяя всему ресторану разглядеть плотно облегающее платье. Его раздражает эта показушность, но он прощает ее, как женскую слабость.
– Извините за опоздание, – говорит она, довольствуясь объяснением, что на сей раз занятия йогой отняли у нее немного больше времени, нежели обычно. – А ты так и не заказал мне ничего выпить? Как тебе не стыдно, Дэвид.
Она обходит стол и плюхается на сиденье. Марч подзывает официанта.
– Полагаю, это мое место, – говорит она, улыбаясь Джо; а затем тоном, в котором бравада смешана с неловкостью, отпускает небольшую ремарку насчет узора в горошек на его галстуке.
Марч представляет их друг другу, повторяя: «Джо Ди Маджио. Из «New York Yankees». Она качает головой, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя.
– Ну конечно, конечно.
Она признается, что не очень-то и хорошо разбирается в бейсболе, словно надеясь, что это избавит ее от разговора с ним. В какой-то момент за столом воцаряется полнейшая тишина.
