В течение следующих нескольких лет Маклендону удалось собрать такую впечатляющую команду, что вдохновились даже официальные лица Университета Дьюка. Они пригласили молодого тренера посидеть на скамейке команды «Дьюк Блю Девилз» на следующей игре. С единственной оговоркой: Маклендон должен был облачиться в белый пиджак, чтобы зрители решили, что он – стюард.
Маклендон вежливо отказался.
Тренер поклялся, что никогда не будет ставить себя или своих игроков в такие обстоятельства, в которых их можно будет унизить или выставить на посмешище. «Ты вряд ли захочешь оказаться в ситуации, в которой твое достоинство растопчут на глазах твоей собственной команды», – объяснял он. Поддержание уважения к игрокам было жизненно важно для того, чтобы убедить их в том, что они ничуть не хуже белых.
Прорыв случился в ходе Второй мировой войны, когда армия направила в медицинскую школу при Университете Дьюка полевых медиков для обучения, и несколько человек из них были баскетболистами высшего класса. Команде медшколы, состоявшей сплошь из белых игроков, целыми днями воспевали оды даремские газеты. В то же время успехи непобедимой команды Маклендона не получали никакой огласки вообще. Расстроенный таким неравенством Алекс Ривера, менеджер команды Маклендона, решил устроить матч между двумя командами. Поскольку общество проявляло бдительность и наверняка воспрепятствовало бы такому «смешению» рас, тренер команды Университета Дьюка согласился провести «секретный матч», на который не пустили бы ни болельщиков, ни представителей прессы, воскресным утром. К перерыву команда Маклендона, прессинговавшая по всей площадке, вдвое превзошла по очкам опытных и сыгранных соперников. После этого белые игроки подошли к скамейке Маклендона и предложили заново поделить всех игроков, смешав черных и белых, чтобы во второй половине матча силы уравнялись.
Эта победа над расизмом стала огромным успехом для Маклендона, она помогла ему открыть глаза своим игрокам. Влияние Маклендона в Северной Каролине ощущалось еще долгое время после его отъезда, сначала в успешном распространении баскетбола по городам и весям штата, в которых преобладало чернокожее население, а потом, уже более существенно, на уровне колледжей. Маклендон был тренером-новатором, и компания – производитель обуви Converse пригласила его преподавать на своих тренерских курсах. Именно на одной из презентаций Маклендона в рамках курса молодой ассистент тренера из академии Военно-воздушных сил Дин Смит составил первый набросок знаменитой четырехугольной схемы нападения, что сам Смит и подтвердил в своем интервью 1991 г.
Маклендон и его друг Кларенс Гейнс (Биг Хаус) из Университета Уинстон-Сейлема вскоре стали считаться акулами тренерского дела, но в то время ни один из них и не предполагал, что этот вид спорта поможет разрушить расовые барьеры между людьми в штате. Никогда эти тренеры не могли себе представить, что на их веку черные и белые жители Северной Каролины будут с такой радостью принимать чернокожего игрока в команде, с какой они принимали Майкла Джордана.
Как не мечтали они и о том, что однажды их самих включат в Зал славы баскетбола имени Джеймса Нейсмита.
КукурузаЗа свою долгую жизнь Доусон Джордан никогда не мог рассчитывать на везение, которое сопутствовало в жизни его правнуку. К тому времени, как Доусону исполнилось 28 лет, он не только пережил несколько страшных личных утрат, но и был вынужден менять профессию, так как лес по рекам больше не сплавляли – зарождалась индустрия грузоперевозок. Продолжая работать на местных лесопилках, Доусон Джордан стал еще и испольщиком, как и большинство людей, населявших южные штаты. В те годы такая работа была тотемом низших классов общества.
Важнейшим элементом выживания на арендованной земле был собственный мул. По сути, животное, как объяснял кузен Уильям Генри Джордан, давало человеку высокий статус. «Когда я был ребенком, мул стоил дороже машины, потому что с мулом можно было заработать на хлеб».
Как последующие поколения фермеров будут закупать для своих хозяйств механизированное оборудование, так испольщики и арендаторы земли покупали или брали в аренду мулов, приобретая их у местных торговцев. Морис Юджин Джордан вспоминал: «Можно было взять мула [у торговца мулами], но если год случался неудачным, он приходил к тебе и забирал мула. Торговец семенами и удобрениями, у которого ты одалживал товар, мог сделать то же самое. Стоило только попасть на нехороший год, и все, ты в провале, из которого выбираться придется следующие год-два».
«Выбора у тебя не было, – объяснял Уильям Генри Джордан. – Никаких других альтернатив не было».
У таких мужчин, как Доусон Джордан и его сын, не было выхода из тех обстоятельств, но каким-то образом им удавалось прокормиться. Иногда они работали ранним утром на близлежащей ферме, где доили коров, а потом выводили их пастись. В самые плохие времена фермер мог обеднеть настолько, что ему приходилось отказываться от арендованного участка земли – он сдавал его по частям в аренду другим и сам всем руководил – и возвращаться к занятию испольщиной. «Там тебе нужно было работать на земле, – объяснял Уильям Генри Джордан, – а люди, владевшие фермой, предоставляли тебе мула, семена и удобрения. В конце сезона ты получал третью часть от того, что осталось. Много раз бывало такое, что не оставалось ничего».
Вот почему многие фермеры искали другие источники дохода – и именно поэтому самогоноварение стало столь важным занятием для многих из них. Фермеры Прибрежной равнины, черные и белые, гнали свой спиртной напиток из кукурузы начиная еще с колониальных времен. У большинства из них попросту не было денег на то, чтобы купить себе алкоголь, поэтому они делали его сами. «Издавна повелось так, что все, что у нас было, это кукурузный самогон, – объяснял Морис Юджин Джордан. – Его было много. Повсюду были перегонные кубы: на реке, в лесах, на болотах, в любых местах, где была хорошая вода».
Маловероятно, что Доусон Джордан когда-то намеренно планировал стать самогонщиком, но довольно скоро он приобрел репутацию важной фигуры в нелегальной торговле округа Пендер. Возможно, что впервые в этот бизнес он попал, еще когда сплавлял бревна по реке. «Те плоты могли быть полны виски, – сказал Морис Джордан, хитро засмеявшись. – Никто не скажет вам, что они перевозили».
Кукурузный самогон немного снимал напряжение тяжелой жизни. Он точно расслаблял атмосферу длинных ночей, делая консервативных фермеров чуть более открытыми к игровым развлечениям. Тяжко трудившиеся мужчины округа Пендер бросали кости, ставя на кон несколько пенни, суммы совершенно несравнимые с теми огромными цифрами пари, которые десятилетия спустя будет заключать Майкл.
«Ни у кого не было денег, чтобы что-то ставить, – говорил Морис Юджин Джордан. – Смысл был не в ставках, а в том, чтобы немного покидать кости». В этом весь характер Джорданов. Упорно трудись и находи себе развлечение по душе. В этом отношении Доусон тоже был первым в череде мужчин семьи Джорданов. Он знал, как развеселиться, сидя за одним столом с дьяволом. Он любил иногда выпить, покурить, а порой и развлечься с какой-нибудь женщиной в очередную длинную темную ночь в Каролине.
Новое поколениеДостигнув совершеннолетия в 1930-е, сын Доусона, Уильям Эдвард, стал известен как Медвард. Он устроился на работу водителем грузовика в компанию, занимавшуюся благоустройством. Скромная зарплата, которую он теперь получал, означала, что они с отцом больше не зависят исключительно от превратностей нелегкой судьбы испольщика, хотя Медвард и продолжал помогать отцу на ферме. Езда по округе на маленьком самосвале, на котором он развозил материалы для благоустройства и облагораживания территорий, также позволила Медварду обрести новый статус и возможность знакомиться с новыми людьми – такая перемена была довольно радикальной в сравнении с изолированной жизнью на ферме. Согласно свидетельствам членов семьи, он быстро обрел славу дамского угодника в округе.
В поздние подростковые годы он познакомился с довольно молодой женщиной Розабелл Хэнд, которая приходилась ему дальней родственницей со стороны семьи его матери. В 1935 г. она стала его женой, а два года спустя у них родился сын – отец Майкла. Они дали ему имя Джеймс Рэймонд Джордан.
Пара проживет многие десятилетия с Доусоном Джорданом под одной крышей, однако никогда, как кажется, не будет протестовать против его авторитетного присутствия в их тесном домике, том же, где вырастут Майкл Джордан и его братья и сестры. Розабелл была настолько же мягкой и милой в обращении, насколько ее свекор был громкогласным и неугомонным. Приближаясь к своему 50-летию, Доусон все чаще и чаще начал гулять с палочкой, но его слово продолжало оставаться самым веским в доме Джорданов.
