одежды родных… Некоторые наши знакомые пришли торговать. Они раскладывали свой
товар и спрашивали о моем самочувствии:
— Осколки достали?
Мама просила допродать наш товар, тот, что мы не растеряли до конца, чтобы он не
пропал. Но люди боялись и не согласились.
— Сильное воровство, — объяснили они. И рассказали очень подробно о том, что было
после взрыва: «Двенадцать человек расстреляли прямо на месте из-за хищений!
Мародеры ведь лазили и днем и по ночам! Забирали с убитых вещи, золото и плащи,
обувь, одежду, косметику. Это делали под видом поиска пропавших членов семей.
Некоторые приходили воровать с детьми!
Папа с ребенком “искал” маму. А мама, с другим своим отпрыском, здесь же “искала”
отца. Не сразу дежурные — чеченцы поняли эти хитрости.
Начали проверять документы. Многие из числа раненых были обкрадены!»
Одного знакомого человека постигла такая участь: его ранило в грудь, и он крикнул, падая
от боли: «помогите!» А пробегающая мимо женщина выхватила у него сумку с
кошельком… Зато другая наша соседка по рынку отличилась невиданной храбростью. Сама
она русская, светленькая, и торговала недалеко от нас, в параллельном ряду. После взрыва
ракеты она на руках тащила раненую чеченку, а в это самое время воришки украли весь ее
товар. Но она нисколько не жалеет об этом. Я с ней говорила. Она — молодец!
Сейчас наш рынок стал маленьким. Утром всего два ряда. Столы расставили вдоль
проспекта Мира. Люди решили — здесь кафе, парикмахерские, жилые подъезды.
Можно успеть в укрытие.
Увидев меня с палкой клюкой, прохожие и торговцы шутили: «Молоденькая бабушка!»
Все желали мне быстрейшего выздоровления.
Репродуктор в районе проспекта Мира, который летом звучал музыкой, повторял одно и то
же:
- 500 человек пропали без вести. Около 1000 человек раненых. Учета людей, вывезенных в
села и в сельские медпункты, нет.
Мы расплакались, узнав, что в киоске для продажи конфет погибла девочка — моя
ровесница. Ее старшая сестра и ее мама — обе ранены!
Убита соседка Роза, продававшая капусту на восьмом месяце беременности. У нее остались
сиротами семь детей, и многие другие.
Заплаканные, мы купили хлеб, поехали домой. В автобусе ревели не мы одни…
Пришли. Разогрели чай.
Почти сразу явился Аладдин. Говорить не хотелось. Он сказал, что был у сестры.
Говорил с ней обо мне. Сестра пообещала сделать мне подарки. Пересмотреть те платья и
халаты, что купила себе недавно, летом.
Аладдин стал прощаться. Неожиданно моей растерянной маме он успел вложить в руки
конверт:
— На операцию и на лекарства, — сказал он. — Или на питание, на крайний случай…
— Мы вернем! — крикнула я, когда он выходил. Нам было стыдно.
Понимали, что брать у малознакомого человека деньги — нехорошо.
Но выхода у нас не было. Без денег — не лечат. В конверте оказалось 200 рублей!
Аладдин попросил меня, чтобы я называла его «Старшим братом». Мне понравилось, я
согласилась.
Вечером, совсем поздно, пришла тетя Кусум — мать Дауда. Она подарила мне черную
юбку с красивыми карманами. Мы хотели оставить гостью у себя, так как на улице было
темно. Но тетя Кусум заявила:
— Кроме Бога я ничего не боюсь!
Рассказала:
— Днем бомбили в центре. Снова есть погибшие.
Вовремя мы ушли!
Еще Кусум сказала, что решила держаться рядом с Даудом, а своего младшего сына она
оставит у родных. Что ее старший сын — ей особенно дорог. Вторая попытка увезти его не
удалась! Даже Москва и обучение в столичном вузе не соблазнили его. Дауд заявил, что он
все равно сбежит к своим друзьям! В случае насилия над его волей и над личным его
решением он навсегда забудет о семье…
После ухода тети Кусум в нашу дверь постучала соседка Фатима, та женщина, у которой
умер маленький сын.
Она принесла нам вкусный суп, на помин его души.
Сейчас канонада. Мама ушла за водой. Я сижу и глажу своего кота Чипса.
Надеюсь снова увидеть Аладдина.
Царевна Патошка-Будур
Утром наше настроение подняла тетя Марьям из квартиры рядом. Она опять с нами. С ней мама дружит с первого дня проживания в этом доме, с декабря 1986 года. Марьям расцеловала меня, пообещала:
— Ты очень скоро поправишься! Только немного потерпи!
Она подарила мне головной платок, кремовый с нежной каймой. Пудру! Мы вместе позавтракали. Марьям предупредила, что вывезет часть своих вещей в Ингушетию. А рядом с нами, на первом этаже, поселит семью из дома напротив. Мы будем не одни! А если найдет возможность, то приедет сама или пришлет за мной и за моей мамой кого-то из своих сестер. Поможет нам выехать!
Днем мы прокатились в больницу № 4. Снова зря. Электричества нет, а «дизель» украли. Рентген мне не сделали. Возил сосед Резван, со второго этажа. Столько денег и времени
потеряли, а толку нет! Маленький крошка осколок прорезал кожу, вышел сам.
Мне советуют делать компрессы из теста с медом. Оказывается, у меня мелкие осколки, а не
порезы! Таких мы насчитали 15 штук, всюду, где нашли что-то твердое под кожей. А шестнадцатый осколок — глубоко. Он большой и рядом с костью в ноге. Этот — хуже всех!!! Он перемещается. Блуждая внутри, режет мою ногу! От него самая сильная боль.
К нам заглянула на огонек соседка — тетя Валя из дома напротив.
Это она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в первую войну. Тогда мне было девять лет. Я тайно симпатизировала ее сыну — Мансуру. Ему было 15 лет. Одиннадцать человек в однокомнатной квартире; потом девять, когда часть соседей пошли жить к родственникам.
Кстати, мы заделали деревяшками часть окна — на случай осколков.
Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.
Поля
28 октября 1999 г., четверг (утро)
Мама ходила к дальним колодцам за водой.
У нас очень холодно.
Сегодня она собралась в центр, на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама — наивный человек!
И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей — «по фигу». Говорит:
