Вывод для себя я сделал такой: увы, это позиция слабости — в наше время открыто презирать прохвостов, значит, «губить» себя. Их слишком много, они везде и их трудно распознать в их многообразных личинах.
В общем, по жизненной сути и борьба моя, и вроде победа, если о них поразмышлять по крупному счету, представали суетой, чем-то никому всерьез не нужным. Никакого удовлетворения от того, что я уцелел, я не испытал.
22 марта 1972 г.
С утра опять Цуканов: речь при вручении ордена профсоюзам. За полтора часа сочинил бодягу. Собрались: Арбатов, Лукич (Смирнов), я у Цуканова. Прошлись. Сопли.
Вечером мне Цуканов сказал, что попытается уговорить Л. И. не мельчить и не вручать. Не его это дело.
Читал беседу Брежнева с Бхутто. Брежнев великолепно вел дело. Заполоскал Бхутто и тот ушел покоренным другом. Брежнев почти уговорил его вести дело с Индией к заключению договора о ненападении, неприменении силы, невмешательстве. Тогда, мол, и все остальные вопросы решатся сами собой, о военнопленных, например. Если согласны, то будем в этом направлении «работать с Индией». На это пакистанцу было очень тяжело решиться. Но лично он был уже согласен. «Буду делать все, провалюсь — хоть пришлите венок на мою могилу».
23 марта 1972 г.
Весь день не могу отделаться от самодовольства по поводу того, как ловко я переделал записку в ЦК об ответе австралийской Компартии.
Суть: Ааронзы[7] («ревизионисты и антисоветчики») предлагают встречу делегаций КПСС и КПА, просят прислать приветствие их съезду (31 марта).
Записка: ответим, мол, после вашего съезда, в зависимости от его результатов. Если съезд нам не понравтся, официально рвем с КПА.
Вернулся Вадим Загладин из Италии, обеспечив, кажется, перелом в отношении с ИКП.
Наш посол в Париже встречался с Мальро (по поводу его поездки к Никсону). Уверяет, что Никсон все свои действия подчиняет предстоящей встрече с Брежневым. Не считает, что произошло нечто существенное.
Чжоу[8] он ценит в отличие от всего мира весьма низко — примитивен, знает несколько слов по-французски.
Чжоу ездил в Ханой, оказывается, по просьбе Никсона, который обещает вывести все войска и прекратить боевые действия немедленно, как только вьетнамцы отпустят пленных летчиков. Китайцы хотят выглядеть умиротворителями и торопят, боятся, что Никсон обратится за таким же посредничеством в Москву: военнопленные для него — главный козырь на президентских выборах.
Меньшиков (консультант Международного отдела) был месяц в США. Поразило его с 1970 г., когда он туда ездил последний раз, что в университетах сейчас самая острая проблема — «свобода гомосексуалистам!» Тогда как в 70-ом — лезли на автоматы из-за Вьетнама. Полная политическая апатия молодежи.
Читаю ТАСС. Альтамирано поехал в Пекин. (Генеральный секретарь социалистической партии Чили, с которым я познакомился, когда он был год назад в Москве, и встречались, когда я был в Чили, в октябре 1971 года).
5 часов он провел с Чжоу. Восторги — «незаконченная революция», «великий народ», «судьбы человечества» (в духе Никсона), «750 млн. китайцев + 600 млн. латиноамериканцев», «признанный лидер третьего мира»…
Либо они отчаялись в реальности советской помощи, либо сказывается «революционная» натура антикоммуниста=антисоветчика, поскольку СССР — законченное общество, подобное западно-потребительскому, и заурядная сверхдержава…
Я рассказал Загладину о протесте ИМЭМО[9] по поводу двух антисемитских книжонок бывшего еврея Евсеева (по решению ЦК выпущены для борьбы с сионизмом). Объекты протеста: Евсеев записал там Мирского в сионисты, но подставился, присоединив Помпиду к сторонникам Израиля (критиковать лично глав дружественных государств и правительств запрещено ЦК). Загладин сказал, что книжки плохи, но практически тоже не реагировал, хотя это его сфера.
Я чувствовал за всей его позицией мысль: не тем ты, Черняев, занимаешься. Что это тебе все даст? Да и — не только тебе лично может повредить. Ты — зам. Об отделе пойдут разговоры… Почему ты всегда лезешь, и к тебе липнут, когда что- нибудь связано с борьбой против ревизионизма и сионизма?! Сам Загладин «выше» всего этого.
26 марта 1972 г.
Вчера был на работе несколько часов. «Вымарал» статью Шапошникова (о Европейской ассамблее), написанную Берковым, — интеллигентские мерихлюндии. Нет такой политической кондовости, которая приходит с опытом работы в аппарате (и то — не всякому) и у которой что-то от зрелости и реализма.
Читаю Франсуазу Саган («Иностранная литература» № 3). До сих пор читал ее только по-французски. Сейчас — «Немного солнца в холодной воде». Прекрасная она писательница. Обаятельная… И этот роман — прелесть. Там есть, например: «любовь иной раз можно определить как желание рассказывать все только этому человеку». По этой maxime я, значит, любил всю жизнь только Искру.
Сегодня она, кстати, позвонила: говорила о новой квартире — как она циклюет полы и о том, что Гулыга (муж) перевел из самиздата для журнала «Звезда» Зощенко, теперь вибрирует по этому поводу. Но о чем бы она ни говорила, о чем бы мы вообще с ней ни разговаривали, — для меня это всегда самое высшее человеческое общение. Я, видно, тоже что-то для нее значу. При всей ее иронии и поносительстве в мой адрес, она все время продолжает от меня что-то «требовать»… и обижается, когда я, замороченный работой, оказываюсь невнимательным или даже недостаточно «почтительным».
Впрочем, мы действительно очень редко видимся.
Видел Искру — прошлись минут 20 возле ЦК. Отругала меня за восторги по поводу Франсузы Саган… Обычно, говорит, мы о твоих бабах разговариваем. А тут, подишь-ты — о конфликте из-за принципов (это о деле с Федосеевым).
28 марта 1972 г.
Обсудил с Красиным и Вебером доклад для Б. Н. (в Софии) о Димитрове (90- летие). Пока еще слабо. Но ребятам уже надоело выкладываться «на дядю». Тем более, что политическая (идеологическая) эффективность выступления Б. Н. практически сводится к нулю. Его речи, доклады, статьи ни для кого уже не указ.
Обнаружил в ужасающем состоянии «памятку» для Капитонова[10], который едет во главе делегации КПСС в Англию по приглашению Голлана[11]. Примитив, переходящий в политический ляп. А, оказывается, Капитонов его уже акцептировал. Нагнал я панику на Матковского и Джавада[12], которые, кстати, сами едут в составе делегации. Поработал с ними над текстом.
Между прочим, на другой день после речи Брежнева на XV съезде профсоюзов, ко мне зашел Панкин (редактор «Комсомолки»). Говорит: «Кто участвовал-то?»… Вот ведь… От речи к речи все лучше. Одна красивей другой. А дела все хуже и хуже.
