После Первой мировой войны химическое оружие было запрещено и во время Второй мировой не применялось вообще. В Первой мировой применялось считаные разы… и под одну из этих газовых атак попал Зощенко. «Везет, как утопленнику»! Он же предупреждал о тех таинственных блиндажах, где оказались баллоны с газом!.. Но — не помогло, начальство пропустило мимо ушей. Пытался спасти людей, крикнул «Противогазы!» — и «глотнул смерти», и едва выжил, но здоровье погубил. Но почему же не услышали его раньше? Ему есть за что обижаться на жизнь!
Его награждают орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами и направляют в госпиталь.
Узнав, что у него еще и порок сердца, он тем не менее возвращается на позиции. За те болезни, что «подарили» ему, и так же, очевидно, «за рвение» — ведь он же «предупредил» о газовой опасности, его вновь «отмечают» — орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами и бантом! У нас так: нужно, чтобы человек тяжело пострадал, после чего его награждают — «с чувством глубокого удовлетворения»… Командир полка князь Макаев делает Зощенко, которого он называет «малыш», своим адъютантом. Потом Зощенко становится командиром роты, потом — батальона, произведен в штабс-капитаны. Это — 1916-й, Зощенко двадцать два года!
Есть что изучать в его жизни. У Зощенко очень много талантливых исследователей. Рассмотрен, изучен каждый листок — и не только рукописей. Вот эти важны не менее: хранимые в музее листки из «Полевой книжки» Зощенко, когда он занимал должность командира 4-й роты. Видно, сколько у него забот. На маленьких страничках и — черновик рапорта командиру батальона о гибели гренадера Василия Полякова, находившегося в разведке и убитого разрывной пулей в голову, и набросок заявления заведующему оружием с просьбой выдать вторую ракетницу, поскольку первая пришла в негодное состояние, и отчет о произведенной разведке, и записи по дислокации (до позиций противника 1600 метров), и расписание солдатских отпусков — солдаты имели право на отпуск для посещения семьи, и это тоже было «на его совести» — кого, когда и на сколько отпускать. И это при том, что солдаты были зачастую намного старше его, и поддерживать с ними нужный тон было непросто. Солдаты между собой называли его — «внучок».
При этом он еще сочинял эпиграммы на офицеров, довольно дерзкие (и одновременно какие-то детские):
Василий Николаевич — командир батальона.
Доволен судьбой своей чрезмерно,
И предложи ему два миллиона,
Он не возьмет их — уж это наверно.
А вот — на полковника Трухачева:
С начальством мил, и с нами прост.
Нельзя сказать, чтоб был прохвост.
Фамилья только подкачала.
Труха… — пойми сначала.
На это каждый мне ответит:
Фамильей бог и шельму метит.
Чем-то он напоминает Лермонтова — чьи шутки и насмешки над офицерами, как известно, не довели его до добра. Проявляется насмешливый, даже ядовитый характер Зощенко — позже это его качество, как соль, войдет в лучшие его рассказы. Вот итоги его службы, приведенные им самим в книге «Перед восходом солнца»:
«В девятнадцать лет я был уже поручиком. В двадцать лет — имел пять орденов и был представлен в капитаны. Но это не означало, что я был герой. Это означало, что два года подряд я был на позициях».
Вот перечисление его орденов:
орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом;
орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость»;
орден Святого Станислава 2-й степени с мечами;
орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом.
В январе 1917-го он был представлен к званию капитана и к ордену Святого Владимира 4-й степени — но ни звания, ни ордена получить не успел. Прежняя жизнь рушилась. Города были охвачены революционными беспорядками. Почти все слои общества, включая буржуазию и интеллигенцию, выступали против монархии. Случалось, иные члены Государственной думы не подавали руку государю, когда он протягивал им свою. 22 февраля, уезжая из Петрограда в Ставку — в Могилев, царь передал главе правительства князю Н.Д. Голицыну высочайший указ о роспуске Государственной думы с правом поставить дату по его усмотрению. На следующий день в столице вспыхнули продовольственные волнения, переросшие в демонстрации (ходили слухи, что за бунтом стоят те же думские депутаты). В конце концов под давлением Думы 2 марта Николай II подписал отречение от престола. Большевистским агитаторам удалось довольно быстро разложить действующую армию: врагами теперь считались свои же офицеры, а с немцами солдаты, выходя из окопов, братались. Зощенко орденов никогда не носил — из скромности. Да и жизнь уже пошла такая, что лучше было их не носить. Их могли сорвать, вместе с погонами, и после этого расстрелять. Зощенко боевыми заслугами никогда не бахвалился. Но когда литературные палачи называли его трусом и дезертиром — ему было что ответить.
Мировая война для России ничем хорошим не кончилась. Более того — перешла в революцию… Война навсегда погубила здоровье Зощенко. Вот одно из первых впечатлений о Зощенко, записанное Чуковским в дневник 24 мая 1921 года:
«Вчера вечером в Доме Искусств был вечер “Сегодня”, с участием Ремизова, Замятина — и молодых: Никитина, Лунца и Зощенко. <…> Зощенко — темный, больной, милый, слабый, вышел на кафедру (т.е. сел за столик) и своим еле слышным голосом прочитал “Старуху Врангель” — с гоголевскими интонациями, в духе раннего Достоевского. <…> Жаль, что Зощенко такой умирающий: у него как будто порвано все внутри. Ему трудно ходить, трудно говорить: порок сердца и начало чахотки».
С началом революции все его военные награды не только потеряли значение — о них стало опасно вспоминать. Зощенко сохранил ордена и даже фотографии, где он, то совсем еще юный, то уже возмужалый, снят в форме офицера царской армии. Однако на одном снимке, групповом, где он изображен с офицерами своего полка, его рукой сделана надпись: «“Золотопогонная сволочь” в 1916 году на фронте. Господа офицеры Мингрельского полка Кавказск. Гренад. дивизии. Я командир батальона. В центре. Группка идеологически не выдержана. Наша молодая общественность простит меня — был очень молод! В то время мне не было 20 лет. М. Зощ.». (Если быть точным, в 1916-м ему исполнилось 22 года.)
Он как бы просит прощения за то, что воевал! Но, скорее, надпись эта отдает мрачной иронией. Зощенко не зря «сходил на войну». Он вынес оттуда самое ценное: сильный жизненный материал, и что еще важнее — свой, неповторимый стиль. Из всего этого и выросла первая его книга «Похождение Назара Ильича, господина Синебрюхова» (1922), принесшая ему первую славу. На войне родился писатель Зощенко — и в «Синебрюхове» та же газовая атака описана уже по-зощенковски, лукаво и насмешливо… не зря он на позициях упражнялся в эпиграммах. И вот — уже зощенковский текст: «Немец хитрая сука, но и мы, безусловно, тонкость понимаем: газы не имеют право осесть на огонь… только прошел газ, видим — живые!»
