В отражении футбольной действительности 50—60-х и тем более последующих годов прежней монополии формально уже не существует. Но ошибочно полагать, что исторические подвохи, вроде упомянутых, нам уже не грозят. Судите сами. В последнее время появилось немало мемуаров, биографических книг, интервью с ветеранами, журналистских публикаций об эпохе Нетто – Яшина – Стрельцова. Но на фоне этого многоголосья прямо-таки выпирают настойчивые попытки отдельных лиц в бесчисленных книгах, статьях, телевыступлениях агрессивно навязывать свои взгляды и даже целые исторические концепции, противостоящие точке зрения мемуарного и публицистического большинства. Фактически мы имеем дело с претензиями на своеобразную монополизацию в трактовке футбольных событий и их ключевых фигур. И такое своеобразие больно, несправедливо цепляет Льва Ивановича Яшина.
Неагрессивное как раз-таки большинство (вопреки известной формуле «рупора демократии» Ю.Н. Афанасьева) в своих высказываниях нового времени лишь добавляет любопытные штрихи в привлекательный портрет Яшина, который сложился еще в годы его выступлений на футбольных аренах. Правда, тогда этот портрет, напоминая творения Александра Лактионова и Александра Шилова, отдавал некоторой приторностью в духе принятого пропагандистского стиля советской эры. И первые негативные черточки, внесенные в привычный яшинский образ, можно было расценивать как реакцию на такой перебор. Но позже в нагнетательности выпадов, брызжущих из-под одних и тех же перьев, я уловил вполне определенную позицию, направленную на недружественное умаление личности и заслуг Яшина за счет искусственного возвышения других фигур. А это уже иная историческая конфигурация.
И вот результат. У футболиста-новатора отнимается и присваивается другим вратарем патент на изобретение неведомого прежде оригинального игрового приема, футбольный трудоголик оказывается отъявленным лентяем, почти патологический скромница, лишенный всякого пафоса в поведении и каких бы то ни было, в том числе материальных привилегий перед остальными футболистами, превращается в «номенклатурное» лицо. Что ж, знакомая уже нам история – «та самая, которая…».
Я и прежде, в 60—70-е годы, немного писал о Яшине. Но когда начитался летописного новодела, возникла неодолимая потребность защитить его от кощунственных нападок. Признаюсь, спрашивал себя: а нуждается ли Яшин в защите? Он же защищен безупречной национальной и международной репутацией, непререкаемостью знаков официального признания в футболе, не напускным, искренним уважением коллег – от Пеле до Сергея Овчинникова. Защищен и народной памятью – во множестве живы-здоровы люди, видевшие его в деле, а им абсолютно ничто, кроме разве что случающейся иногда слепой клубной враждебности, не мешало отложить в сознании образ, даже символ вратарской, игроцкой, спортивной, человеческой надежности, которая до самой верхотуры стадионов доносила, а на телеэкранах только укрупняла профессиональную ответственность и мужество этого человека.
Если Яшин и нуждается в защите, то лишь от недобросовестных интерпретаций, заразных прежде всего для новых поколений любителей футбола, ибо сами они наблюдать его не имели возможности, а потому полностью открыты для чужих впечатлений. Тем более что негативная информация особенно соблазнительна для неразборчивой публики, впитывается ею сладострастно. Так что защитить Яшина – это в первую очередь защитить правду, пусть от единичных, но языкастых толкователей, ловко, а иногда даже талантливо, что особенно опасно, перемешивающих реальные представления с извращенными.
И совсем не удивляет, что в стране сплошных извращений, где старики содержат на нищенскую пенсию безработных или беззарплатных взрослых чад, где уродливость рыночной экономики провоцирует массовое обращение к натуральному хозяйству (а без участков и огородов многим не выжить), где запуганные граждане боятся не только преступников, но и милицию, где матери бросают новорожденных, а толпы беспризорных и бомжей рассеиваются по городам и весям, где воры сидят не в тюрьме, а в роскошных поместьях и властных кабинетах, совсем уж ничего не стоит извратить правду о каком-то футболисте, будь он хоть трижды мировое светило.
И чего добились, если естественный протест против прежнего идеологического единообразия и идеализации признанных героев оборачивается отнюдь не джентльменским набором инсинуаций, наговоров, подковырок? Между прочим, это дурно характеризует и общественную атмосферу, толкающую конвертировать свободу мнений в откровенные или завуалированные выпады.
Чудной мы все-таки народ. Как никто озабоченные своим национальным величием и крутой кривой его падения, недовольные западной скупостью в признании наших ученых, писателей, кинематографистов, звезд шоу-бизнеса, зажимом наших спортсменов, реализуем сей комплекс неполноценности принижением тех немногих, кто наподобие Яшина, ценим и почитаем остальным миром. Что ж, мировое общественное мнение для нас не указ. Или, как подметил Владимир Высоцкий, «мы сами знаем, где у нас чего…».
Потому-то, среди прочего, нас и не понимает Европа. Когда она носилась в 70-х годах с советскими диссидентами, начисто забытый уже Тарсис, оказавшись в Англии, быстро потерял к себе интерес и уважение, потому что беспрерывно и грубо «поливал» Л.И. Брежнева, а неуважительное отношение к национальным лидерам там не принято. Фильм Александра Сокурова «Телец» потому и был фактически отвергнут на Западе, что ни критика, ни публика так и не смогли понять, как можно было показывать В.И.Ленина идиотом – «вы можете не принимать его идеологию, можете даже ненавидеть, но это одна из крупнейших личностей XX века, оказавшая влияние на весь его ход». Цитируя этот итальянский комментарий к сокуровскому пасквилю, я размышляю о том, почему хулители Яшина, да и не его одного, не позволяя, слава богу, подобных крайностей, все же не желают отказывать себе в удовольствии замахиваться на Гулливеров, выкрикивать гадости им вдогонку, или, как говорится, кусать льва (еще и по имени Лев) за пятку.
Чем бы ни были мотивированы попытки переоценить некоторые футбольные ценности, вытащить по кирпичику из яшинского пьедестала, оттяпать кусочек его славы – личными ли предубеждениями, неумеренной политизацией суждений или завистью пары коллег по вратарскому цеху – все это проделки людей из племени кусочников. Такого слова не найти ни у В.И. Даля, ни у СИ. Ожегова. Оно скорее всего жаргонное, зато точное. Им послевоенная ребятня наделяла жлобов, мелких и мелочных людей, которым что-то жалко для других. Кусочники поскупились даже на элементарную лояльность к Яшину.
