Погодин-историк не раз мечтал создать художественное произведение на историческую тему. Планы его осуществились в создании своеобразной драматической трилогии, предметом которой стали три ключевых момента русской истории: покорение Новгорода и утверждение единовластия («Марфа, Посадница Новгородская»), Смутное время («История в лицах о царе Борисе Федоровиче Годунове», «История в лицах о Димитрии Самозванце») и время петровских реформ («Петр I»). Решающим стимулом для написания «Марфы Посадницы» послужило для Погодина чтение Пушкиным «Бориса Годунова».
В русской литературе начала XIX века тема новгородского вечевого самоуправления и его отношения к единой власти великого князя Московского неоднократно переосмыслялась. Декабристы поэтизировали Новгород: для них он был синонимом героического вольнолюбия. В конце 20-х годов на смену романтической идеализации приходит установка на выяснение исторической истины. В среде любомудров велись дискуссии о характере новгородской вольности и причинах ее падения[10].
Трагедия Погодина свидетельствует о том, насколько серьезным было его расхождение с важнейшими установками любомудров в области исторической. В ближайшем окружении Погодина «Марфу Посадницу» оценили по-разному. Ее очень одобрили С. Т. Аксаков и А. С. Хомяков, а С. П. Шевырев счел произведение незрелым и сожалел о его выходе в свет.
Любомудры культивировали философию истории, придерживаясь классической немецкой ориентации, развивая идеи Гердера, Шеллинга. В истории для них более всего был интересен ее философский смысл, ее идея. В своих «Исторических афоризмах» Погодин стремится к осмыслению истории именно с этой стороны.
Пушкин философских умонастроений любомудров не разделял, и с Погодиным, считавшим себя приверженцем их идей, у него бывали споры по этому поводу. 4 марта 1827 года Погодин записал в дневнике: «К Пушкину — декламировал против философии, а я не мог возражать дельно и больше молчал, хотя очень уверен в нелепости им говоренного»[11]. Однако «Марфу Посадницу» Пушкин оценил необычайно высоко. Он заплакал, когда Погодин читал ему сцены из своей трагедии, а по прочтении всего текста нашел в нем достоинства «шекспировские». Это идейное расхождение, с одной стороны, и восторг Пушкина по поводу «Марфы», с другой, многое объясняют в том получившем историческое значение взаимодействии, которое произошло между любомудрами, Пушкиным и Погодиным. Пушкин писал о трагедии Погодина: «Автор „Марфы Посадницы“ имел целью развитие важного исторического происшедствия: падения Новгорода — решившего вопрос о единодержавии в России. — Два великих лица представлены ему были историею. Первое — Иоанн, уже начертанный Карамзиным, во всем его грозном и хладном величии, второе — Новгород, коего черты надлежало угадать. Драматический поэт — беспристрастный, как судьба — должен был изобразить (…) отпор погибающей вольности, как глубоко обдуманный удар, утвердивший Россию на ее огромном основании. Он не должен был хитрить и клониться на одну сторону, жертвуя другою (…). Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине. Исполнил ли сии первоначальные, необходимые условия автор „Марфы Посадницы“? Отвечаем: исполнил»[12].
На появление «Марфы Посадницы» рецензией за подписью «Н. Ю.» откликнулся «Сын отечества» Греча и Булгарина. «Н. Ю.» возмущался тем, что «Марфа Посадница» — трагедия «площадная»: «Действие происходит на площадях; она составлена из площадных выражений и наполнена площадными лицами!»[13]
Однако именно это качество трагедии Погодина привлекло к ней Пушкина, который начал свои заметки о народной драме и о «Марфе Посаднице» словами: «Драматическое искусство родилось на площади — для народного увеселения»[14]. Считая, что европейская драматургия всегда оставалась верной этому «первоначальному своему назначению», Пушкин с сожалением отмечает, что русская драма не была по своему происхождению связана с народными основаниями. И вот, в качестве едва ли не первого опыта народной трагедии он выдвигает «Марфу Посадницу» Погодина.
Чем же было обусловлено это особое качество трагедии Погодина? В 1820-е годы много спорили о движущих силах истории. Выдвигались концепции провиденциализма и фатализма в истории, им в противовес выдвигалась идея случайности, с одной стороны, и решающей роли человеческих воли и разума, с другой. В зависимости от этих исходных посылок судьбам стран и народов придавался тот или иной смысл. Оценивая конфликт между Иоанном и новгородцами, Погодин твердо стоял на точке зрения, утверждающей необходимость единовластия и национального единства. Но — и это главное — такая позиция не являлась для Погодина выводом из каких бы то ни было умозрительных предпосылок.
Изображая историческое событие, Погодин придерживался лишь одного постулата, одного принципа, который не был для него обусловлен никаким философским построением, а проистекал из психологического и социального склада его характера, его личности. Принцип этот заключался в идее порядка, в том, что порядок есть главное и необходимое условие исторической и социальной жизни.
Хотя Погодин и утверждал, что в его трагедии нет трех единств, единство действия у него соблюдено вполне. Нарушая историческую достоверность, Погодин соединяет в сюжете драмы события, связанные с первым конфликтом Иоанна с новгородцами, и события окончательного падения Новгорода, к ним же он подключает конфликт удельных князей с великим князем. Ему важно стянуть в один сюжетный узел конфликт единовластия со всеми силами, ему противостоящими, ибо проблематика его драмы шире новгородского эпизода, она касается судьбы всей России.
Пушкин признал за автором «Марфы Посадницы» главнейшее, по его мнению, достоинство драматического поэта — беспристрастие, отсутствие явно выраженных политических или идеологических симпатий. В этом отношении Погодин сумел оторваться от Карамзина, который был его главным источником. Карамзин описал падение Новгорода дважды: в повести «Марфа Посадница» и в «Истории государства Российского». Повесть он писал от имени новгородца и с точки зрения новгородского идеала — героиней, на чьей стороне читательское сочувствие, оказалась Марфа. «История…» писалась с точки зрения государственной необходимости единовластия — в ней Иоанн вызывает сочувствие, а Марфа изображена женщиной хитрой и честолюбивой.
В драме Погодина нет идеальных героев. В каждом (и в Марфе, и в Иоанне, и в Борецком) высокие бескорыстные мотивы поведения сочетаются с некоторой долей личной, частной, даже корыстной заинтересованности, которая примешивается к поступкам, имеющим политическое значение. То, что Погодин не нуждался в идеализации кого бы то ни было из своих героев и тем удовлетворил пушкинскому требованию беспристрастия, было связано, по всей видимости, именно с идеей порядка.
