Питер Сондерс, никогда не упускавший возможности привлечь внимание к своим проектам, устроил прием в честь рекордного тысячного спектакля “Мышеловки”. Празднество состоялось в лондонском отеле “Савой”. Газетная статья об этом событии называлась “Вечер в сиянии тысячи звезд”. Целый час Агата стоя приветствовала приходящих гостей. В какой-то момент собравшиеся попросили ее подняться на сцену и что-нибудь сказать. Но она ответила: “Мне проще написать десять пьес, чем произнести речь”. И это все, что она произнесла. Ей подарили персональную программку в золотой обложке. Придя домой, она убрала ее в заветный шкафчик с самыми дорогими ее сердцу памятными вещицами.
После длившихся целых восемнадцать лет разбирательств с американскими налоговиками наконец-то был найден выход. Денежные уроны по-прежнему оставались ощутимыми, но гораздо меньше, и теперь у нее появилась возможность чаще дарить свои авторские права. А налоговая инспекция США и оба литературных агента сошлись на том, что Агате Кристи нужно образовать компанию под названием “Агата Кристи лимитед”, без затей.
Агата Кристи будет числиться там сотрудником, и ей назначат скромную зарплату А контроль над прибылью и налоговыми отчислениями отныне станет головной болью компании. Разумеется, “работодателей” Агаты не касались права на произведения, подаренные ею родственникам и друзьям.
Задумка с компанией была очень остроумной, но в этом ловком юридическом маневре был один деликатный момент. Чтобы все права официально перешли к компании, их обладатель должен был не менее пяти лет… оставаться живым. Разъяренный Корк писал по этому поводу Агате (в ту пору ей было шестьдесят пять лет): “Надеюсь, найдется какой-нибудь юрист с нормальными мозгами, которому удастся ликвидировать этот пункт насчет пяти лет. Что они себе позволяют! Звучит так, будто они отпустили Долл всего пять лет жизни!”
Агата, находившаяся тогда в Багдаде, одновременно с этим письмом получила уведомление из банка Ллойда. На ее специально заведенный счет поступило четыре фунта.
“Дорогой Эдмунд, – писала в ответ Агата, – Долл очень постарается протянуть еще пять лет. Но чтобы справиться с этой задачей, ей не следует волноваться. Я и не собираюсь. Я хочу все эти пять лет радоваться жизни, на всю катушку. Правда, Розалинда будет меня сдерживать, это же тормоз, постоянно смазанный пессимизмом”. В этом вся Агата, которая с легкостью переносит прелести археологической “траншейной” жизни, хотя погода в Нимруде совсем не балует. “То песчаные бури, то грозы. Но мы сейчас разрабатываем замечательно перспективный слой. То и дело попадаются захоронения с крылатыми джиннами и духами, отгоняющими зло. Таких статуэток множество. А вчера наткнулись на что-то огромное, от чего осталась груда черепков и обожженное дерево, их мы теперь осторожненько отчищаем”.
В апреле 1955 года Агата и Макс приехали в Лондон. Там Агату ждала приятная новость: американская “Ассоциация мастеров детективного жанра” наградила ее “Свидетеля обвинения” премией “Эдгар”[81]. Сама Агата конечно же в Нью-Йорк не поехала, попросила получить награду своего американского издателя Эдварда Додда (из корпорации “Додд, Мид и компания”).
Но настоящее (и вполне естественное) ликование охватило Агату, когда Эдмунд Корк сообщил, что на спектакле “Свидетель обвинения” в виндзорском Королевском театре будут присутствовать ее величество Елизавета Вторая с супругом, герцогом Эдинбургским.
Королева и ее свита королевской ложе предпочли первый ряд партера, высокие гости были в совершенном восторге от представления, о чем было сказано Агате, вышедшей на поклоны вместе с актерами и Питером Сондерсом. Как тут не вспомнить о маленькой девочке, когда-то мечтавшей о храбрых рыцарях на белых скакунах? Что могло быть лучше воображаемых романтических приключений ее детства? Разумеется, только восхищение самой королевы.
В сентябре 1955 года Мэллоуэны отметили свою серебряную свадьбу. Торжество устроили в Гринвее, кавалеры в смокингах, дамы в вечерних платьях. Были приглашены старые друзья и коллеги, в том числе и сэр Уильям Коллинз, внук основателя издательства “Коллинз”. Эдмунд Корк приехать не смог, но прислал подарок – серебряный подсвечник. Агата поблагодарила его растроганным письмом (“наше счастье скреплено печатью доброты наших друзей”) и тоже приготовила ему подарок, лучший из всех возможных, – рукопись нового романа “Причуда мертвеца”. Еще она сообщила своему верному агенту и порученцу, что пишет очередной роман Мэри Уэстмакотт под названием “Бремя любви” и пьесу по роману “К нулю”.
Первый день 1956 года стал в жизни Агаты весьма знаменательным: королева Елизавета Вторая пожаловала своей любимой писательнице звание Кавалера ордена Британской империи. Новоиспеченная кавалерственная дама, разумеется, была горда оказанной ей честью, но чрезвычайно смущена.
И жаловалась Корку: “Из-за этой награды приходится отвечать на множество поздравлений, причем едва знакомым людям. Признаться, это здорово меня тяготит”. Жаловалась она и на иракских газетчиков, величавших ее теперь Дамой Агатой, что было не совсем правильно (точнее, совсем неправильно). Весть о награде настигла ее в путешествии, они с Максом и семейство Розалинды направлялись в Триполи полюбоваться африканскими достопримечательностями.
Семейство Хикс после вернулось в Англию, а Мэллоуэны отправились в Ирак на очередной сезон раскопок. Эта давняя традиция теперь вполне устраивала и издателей, так как они поняли, что как раз в Нимруде появляются на свет новые книжки.
Отзывы о “Хикори, дикори, док”, шестидесятой книге Агаты, были благожелательными, и только. Впрочем, Агату это не трогало. Она и раньше не очень прислушивалась к мнению критиков, а теперь, уверовав наконец-то в свой талант, действительно мощный, и вовсе не обращала внимания на газетные рецензии.
Пьесу “К нулю” Питер Сондерс представил зрителям в сентябре 1956 года на сцене театра “Сент-Джеймс”. Шла она недолго, критики сочли фабулу слишком насыщенной, чего драматический жанр не приемлет.
“Очень уж много разрозненных составляющих, не ставших единым целым”, – написала “Таймс”.
Прохладные отзывы об этом спектакле, конечно, не радовали, но истинную проблему Агате создали иные критики, недовольные рассказом “Причуда в Гриншоре”, да-да, тем самым, прибыль с которого должна была получить черстонская церковь Святой Девы Марии при посредничестве отдела финансов Эксетерской епархии. Эскиз витража Агате понравился: в центре Добрый Пастырь, бредущий со своим ягненком среди нежных примул и нарциссов, и вокруг изображены дары лесов, полей и морских глубин. Местный умелец Патерсон, живший в Байдфорде (это в Северном Девоне), великолепно справился с заказом. Призванная оценить его труд Агата была очень довольна, служители церкви тоже – в общем, все не чаяли, как поскорее придать восточной стене благообразный вид. Увы… желающих купить права на рассказ (точнее, даже повесть) никак не находилось.
“Не хочется быть назойливым, однако я все о том же, – писал Эдмунд Корк коллеге Гарольда Обера, Дороти Олдинг, – эксетерский епископ, начальник церковных финансистов, изволит недоумевать по поводу “Причуды в Гриншоре”. Им там, видите ли, не верится, что миссис Мэллоуэн могла подарить церкви вот такой, никому не нужный, рассказ!”
Воистину верно сказано: “Не делай добра – не получишь зла”. Что лишний раз подтвердили святые отцы.
Несколько месяцев Корк пытался пристроить этот рассказ в американские журналы, но безуспешно. Тогда корпорация “Агата Кристи лимитед” выкупила его у церкви за тысячу фунтов наличными. “Нужно ведь доделать витраж!” – оправдывался перед Агатой отчаявшийся Эдмунд, и та сочла эту сделку “крайне унизительной”, но “благоразумной”.
Малоприятными были и претензии одного французского миллионера, усмотревшего во владелице студенческого общежития из романа “Хикори, дикори, док” сходство со своей матерью. Миллионер утверждал, что миссис Кристина Николетис тоже некогда держала общежитие, где однажды останавливались Агата и ее мать. Корк в панике стал просить у Агаты хоть какие-то полезные сведения, иначе юридические санкции неминуемы!
“Но фамилию Николетис я придумала!!! – тут же откликнулась Агата из Ирака. – Месье Николетису, видимо, всюду мерещится его противная мамаша. Нет, это ужасно, придумываешь персонаж, стараешься, а он оказывается на кого-то похожим!” Она не любила подобных обличений. Она вообще не любила, когда в ее героях и интерьерах выискивали сходство с реальными людьми и домами. Фантазии у Агаты хватало на все, она творила свой особый мир, ей не требовалось примитивного списывания. После таких наветов дома, в Англии, она могла бы утешиться кружечкой варенца с ячменной лепешкой. Откусишь кусочек – и на душе сразу становится легче. А тут приходилось жевать инжир. Агата вдруг почувствовала, как сильно она соскучилась по отечеству…
