Актёр и режиссёр Андрей Смирнов, который мечтал сыграть Бунина, посоветовал нам съездить в Грасс. Маленький Грасс – родина французских духов. Именно в этом городке поселился Иван Алексеевич Бунин. И ещё мы узнали от Смирнова, что недалеко от Грасса находится вилла Бельведер. В эти бунинские места ещё не ступала нога русского человека.
А ещё в Москве мы познакомились с исследователем Бунина Александром Бабареко. Он написал целые тома о творчестве и жизни писателя. Этот человек о Бунине знал всё буквально по дням. Он рассказал нам о взаимоотношениях писателя с его последней любовью Галиной Кузнецовой. Они познакомились, когда ей было уже много лет. Галина передала Бабареко целый чемодан документов и писем. Галина Кузнецова жила в Америке, потом переехала в Мюнхен, где доживала свои дни.
А в Париже мы встретились с Рене Герра, который предложил отвезти нас в Грасс и помочь отыскать бунинскую виллу У Рене был и личный мотив: недалеко от Грасса в Каннах жила его мама. Мама Герра – мадам Жаннет – встретила нас тепло, даже испекла к нашему приезду французский пирог. А ещё она подарила нам с Аней по симпатичному платку и дала в дорогу по коробке с пивом и вином в маленьких бутылочках. А Аня сделала ей ответный подарок – серебряный перстень.
Монмартр, Париж
Вместе с Рене Герра мы через всю страну поехали в Прованс. Заглянули в Канны, в Ниццу, в родной город Рене Берр-лез-Альт. Городишко устроился на горе: всего 15–20 домов, и рядом с каждым – своя оливковая роща. В Грассе мы с трудом нашли виллу Бельведер. Сбежали с каменного спуска, подняли спускающиеся с деревьев ветки и увидели надпись «Вилла Бельведер».
Меня поразило, что вилла расположилась так высоко. Небо было так близко, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой. Дом старинной постройки словно парил в воздухе. Было полное ощущение, что ты где-то над землёй. Отсюда Бунин смотрел на гряду гор Эстерель и тосковал по России. Я сказала Анне: «Вот эта высота помогла Бунину выжить».
И опять мы там встретились с пиниями. Я подумала, эти деревья напоминали Бунину, что он на чужбине. Ни берёз, ни елей, ни кустарников, ни акаций. Ничего. Только мрачноватые чёрно-зелёные пинии, которые росли, как атомные грибы.
В этом доме разворачивалась трагедия семьи писателя. Мы увидели спальню Бунина, его кабинет и маленькую спаленку Веры Николаевны. К нам зашла мадам Верно, дочь мэра Грасса. Когда ей было всего 17, она видела, как Бунин приехал на виллу после получения Нобелевской премии. Привозили ящики с шампанским, а потом уже пустые ящики складывали в маленький сарайчик. Мадам Верно видела фон Даминских, Рахманинова, Гиппиус. Здесь было много праздников и пили тоже много.
Мадам Верно захватила старые газеты 1933 года, где были статьи о Бунине. Глаза Герра загорелись хищным блеском: он ведь был коллекционер, следопыт и привык добывать архивы русских эмигрантов, как кто-то выразился, за тарелку супа. За бесценок. И наивная Талызина сказала мадам: «А вы не хотите подарить эти газеты России, потому что они – особая реликвия для нашей страны». Герра ощетинился как тигр и стал кричать на меня: «Вы нищие, вы никогда не сможете заплатить те деньги, которые они стоят. И как вы вообще посмели заикнуться об этом?!» От этого крика у меня слёзы выступили на глазах. Ко мне подошла Шишко и сказала: «Валентина Илларионовна, Рене нас оскорбил. Мы что, уезжаем? Мы, конечно, русские, но не нищие».
Я рыдала и не могла остановиться. Но сквозь слёзы проговорила: «Снимаем, и снимаем ту сцену, где Вера Николаевна плачет». Аня дала команду «мотор», и у нас получилась правдивая натуральная съёмка с настоящими слезами. Вера Николаевна, узнав, что Иван Алексеевич смертельно влюбился в Галину Кузнецову, чувствовала себя глубоко несчастной. Молоденькую поэтессу Бунин поселил в своём доме со своей семьёй, и Вера Николаевна вынуждена была с этим смириться.
Потом мы попали на пустую виллу Жаннет, на самой вершине горы. Герра уже успокоился и тоже радовался, что мы нашли эту виллу А потом мы с Аней встали посреди виллы и сказали в камеру: «Дорогой Борис Павлович! Мы первые русские, которые приехали сюда! Мы здесь! Спасибо, что помогли!» Это была наша маленькая благодарность Борису Измайлову Потом мы подарили ему эту пленку.
Нам оставалось посетить русский собор в Ницце. Когда мы пришли на службу, то увидели там пожилых людей из первой волны эмиграции. Все с нами здоровались, а Оболенский даже помахал рукой. И там мы сняли последние куски монолога Веры Николаевны с её исполненными мудрости словами: «Пусть будет так, пусть будет Галина, если ему это надо… Если ему хорошо, то пусть будет так… Я согласна со всем».
Герра решил всё же объясниться с нами по поводу своей недавней горячности. Назовём это так. Он сказал, что мечтал о том, чтобы вилла Бельведер стала музеем Бунина. Шли переговоры с Россией, в которых он хотел участвовать. И опять напомнил, что русские стремятся заполучить всё бесплатно. Это, мол, их национальная черта, в отличие от самого Герра, который «всегда за всё платит».
И тут он сделал потрясающее признание, что, когда умерла Кузнецова, он ночью гнал свой автомобиль до Мюнхена и вошёл в этот дом в предрассветный час, но с ужасом понял, что его опередили. Там кто-то уже побывал. Потом он показал нам фотографию и разрешил её переснять. Это был снимок Галины Кузнецовой и Марго Степун, к которой Галина ушла от Бунина.
На обратном пути мы опять заехали к мадам Жаннет – маме Герра. И снова она напекла нам в дорогу пирогов, упаковала бутылки пива.
А в это время Аня Шишко была буквально одержима Марией Башкирцевой. Ей хотелось создать на основе инсценировки народной артистки России Татьяны Еремеевой, вдовы народного артиста СССР Игоря Ильинского, фильм-спектакль об этой русской художнице, прожившей всего 25 лет и оставившей после себя десятки дневников и картины, которые находятся в музее Жюля Шерре в Ницце. А мы как раз попали в Ницце в этот музей. Вдруг Герра говорит: «Тут написано в объявлении, что снимать нельзя».
«Нельзя», «запрещено» – как часто нам приходилось слышать эти слова! Но безвыходных ситуаций не бывает. И мы придумали поставить одного «соглядатая» в первом зале, второго, соответственно, во втором, а в третьем наш оператор Юра должен был снимать без остановки. Договорились, что при появлении служителя первый «соглядатай» моментально сообщит об этом второму, тот – Юре, и мы быстро «линяем». План удался. Мы сняли картины Башкирцевой. И Герра, обвинявший нас накануне в хамстве, невоспитанности и жадности, с азартом включился в нашу «воровскую» игру.
