В августе 1803 г. Нею поручают командование войсками военного лагеря в Компьене. В декабре того же года ему дают под начало 6-й армейский корпус Великой армии, который располагался в Монтрейле – самом южном из лагерей, где собираются войска для участия в грандиозной десантной операции на Британские острова. Здесь Ней, кажется, в первый и последний раз пытался изучить военную теорию, которую он вот уже больше десятка лет осваивал на практике. Он читал специальные работы по тактике пехоты и даже сам сочинил нечто вроде руководства по строевой подготовке для солдат своего корпуса. В инструкциях, составленных Неем, наряду с рассуждениями о роли пехоты, кавалерии и артиллерии в бою, о выносливости солдат во время долгих маршей и о меткости стрельбы есть один поистине удивительный пункт. Он настолько замечателен, что заслуживает отдельного упоминания: «Нашим солдатам обязаны объяснять причину каждой войны. Только в случае вражеского нападения мы вправе ожидать проявления чудес доблести. Несправедливая война в высшей степени противна французскому характеру». Именно эту сентенцию он открыто высказывал самому Бонапарту, когда осмеливался спорить с ним по тем или иным военным вопросам.
Рядовые солдаты обожали «красномордого» за простую солдатскую дружбу. По бивакам ходила легенда, как он однажды на званом обеде в пору заключения Тильзитского мира на глазах у высокородной прусско-русской знати расцеловал слугу, подававшего кушанья на стол, тот оказался его старым сослуживцем, отставным гусаром времен революционных войн. Ней бросил чопорное застолье и отправился на кухню, где, к недоумению чванливой знати и к большой радости челяди, весело провел оставшееся время, травя байки о лихой гусарской юности, участником которых, между прочим, был и тот самый слуга-отставник. Большей чести для старого солдата трудно представить: сам маршал Франции, легендарный «рыжегривый лев» не побрезговал с ним общаться – вот оно, солдатское братство наяву! На прощание однополчане крепко обнялись, Ней отдал сослуживцу все наличное золото, и они расстались – теперь навсегда. Солдатские пути-дороги неисповедимы.
В трагическом для Бонапарта и всего его воинства походе в Россию в 1812 г. 3-й корпус Нея был постоянно на острие атаки. Он и Мюрат все время соперничали между собой за право нагнать русских и навязать им решающую битву. Войска Нея участвовали в сражении за Смоленск, в бою у Валутиной горы. В ожесточенном сражении под Бородином Мишель проявил чудеса храбрости у Семеновских флешей. В кульминационный момент, когда русские зашатались и попятились к Семеновскому оврагу, он вместе с Мюратом просил у Бонапарта дать последний резерв – Старую гвардию (почти 20 тыс. элитных пехотинцев и кавалеристов) , мол, они бросят победу над Кутузовым к его ногам! Вернувшийся генерал Бельяр сообщил, что император не видит необходимости в столь рискованном «шахматном ходе» за тысячи лье от Парижа! Ней в бешенстве орет: «Что же, мы пришли сюда только для того, чтобы посмотреть, как наш император „играет в шахматы“ на поле сражения? Чего он там дожидается, кроме поражения? Уж если он больше не полководец и не воюет сам, а желает повсюду разыгрывать императора, пусть он убирается в Тюильри и предоставит нам самим командовать!» Бонапарт мудро сделал вид, будто не знает об этих словах.
Зато в ходе отступления из Москвы, памятуя о невероятном мужестве Нея в ходе арьергардных боев в Португалии и Испании, Наполеон поручил ему самое трудное задание: с 6-тысячным арьергардом прикрывать отход разваливавшейся на глазах армии. Конечно, Даву, Мортье, принц Евгений и Лефевр были достойны всяких похвал, и все же именно Ней подходил для этой роли лучше всех. Ведь во все времена прикрывать отступление армии было самой нелегкой и опасной задачей. Ней с честью выдержал и это испытание.
То, что смог сделать тогда маршал с несколькими тысячами раненых, обмороженных и истощенных людей, трудно передаваемо словами. Беспримерная доблесть, невероятная выносливость и поистине гипнотическая сила личного примера – вот три слагаемых его подвига. По сути дела, брошенный на погибель, без артиллерии и кавалерии, он сумел под бешеным огнем русских пушек Милорадовича и Ермолова увести 3 тыс. своего поредевшего арьергарда в соседний лес. Под покровом темноты Ней ночью вышел со своими бойцами к Днепру. Уже после полуночи они были на речном берегу, а на следующее утро маршал перешел по тонкому льду с 600–900 солдатами (остальные провалились в полыньи) и продолжил свой героический арьергардный марш на Оршу.
Ней сражался как лев, но время побед для французов миновало. В лютый мороз, сопровождавшийся жестокой пургой, без еды, по 20 раз в день выстраиваясь в каре из-за постоянных нападений казаков, ежедневно неся потери, корпус Нея выходил из заснеженной страны. Несколько сотен обмороженных бойцов, больше похожих на бродяг, по густым лесам, по тонкому льду встававших на их пути рек и речушек продолжали отчаянно пешком пробиваться к главным силам Наполеона, стремительно отступавшим на запад. Переправлялись по ночам, с одной льдины на другую. Раненых, кроме тех, кто мог идти, оставляли в селах. Порох и патроны давно закончились – от казаков отбивались штыковыми контратаками, сам Ней мастерски орудовал ружьем, как простой гренадер. Его маленький отряд, сколоченный из людей разных полков и родов войск, таял, словно снег под лучами весеннего солнца: 500… 200… 100… 50… 30 человек! Как-то на привале кто-то решил поторопить маршала, сидящего у костра, пока в деревню не ворвались казаки. Непреклонный «рыжегривый лев», кивнув в сторону четырех ветеранов, гревшихся у соседнего огня, ответил: «С такими людьми мне не страшен сам черт!»
...
Между прочим , слышавший доносившуюся с востока канонаду Наполеон говорил своему секретарю: «У меня в Тюильри, в моих подвалах, 300 миллионов франков; я их охотно отдал бы, лишь бы маршал Ней вышел живым из этой скверной передряги». Но ждать Нея он уже не мог: надо было срочно уносить ноги из России, и ему пришлось смириться с потерей Нея.
Фантастическая сила воли и непоколебимая вера в себя сделали невозможное. Ней прорвался. По легенде, именно он с мушкетом в руках в числе последних перешел пограничный Неман.
Очевидцы рассказывали, что 15 декабря 1812 г. в Гумбиннене (Пруссия) в ресторан, где обедали французские старшие офицеры, вошел бродяга в рваной одежде, со спутанными волосами, с бородой, закрывавшей лицо, грязный, вшивый, страшный… Но прежде, чем его успели выбросить на мостовую, подняв руки, чудище заорало: «Вы что, не узнаете меня, господа?! Я – арьергард Великой армии. Я – Мишель Ней!» Офицеры во главе с генералом Дюма долго не могли поверить, что перед ним действительно Ней, которого все в армии уже считали «храбрецом среди мертвых» или «мертвецом среди храбрецов». Лишь чудовищная брань на французском с диким эльзасским акцентом вывела всех из ступора.
