В анналах Верховного суда США был сходный случай, когда человек, которого казнили на электрическом стуле, остался жив вследствие какого-то дефекта машины. Адвокат осужденного потребовал считать смертную казнь совершившейся и освободить его клиента. В старину, когда при повешении рвалась веревка или при расстреле промахивались стрелки, это считали «перстом Господним». Любопытно, что в современном Афганистане, где убийц и насильников ставят под стену, которую затем обрушивают на них с помощью танка, оставшихся в живых вторично не казнят. Но Верховный суд США оказался выше подобных предрассудков и приказал экзекуцию повторить. На этот раз машина сработала безупречно. Не знаю, упоминался ли этот прецедент в деле Гринбаума, но петиция его была отвергнута. Насколько мне известно, он до сих пор продолжает сидеть.
Нью-йоркское тюремное ведомство продолжает называть себя Департаментом исправительных учреждений. Тюремный охранник, даже если он просто стоит на вышке или конвоирует осужденных, числится «исправительным офицером». Между тем общим местом американской криминологии давно уже стала идея о том, что исправление преступника является в лучшем случае побочной задачей пенитенциарной системы. Основными ее функциями стали считать карательные. Результаты этого подхода не замедлили сказаться: только в штате Нью-Йорк с 1980 по 1999 год число заключенных утроилось. В целом по США оно достигло уже умопомрачительной цифры в 2 миллиона человек.
В Фишкиллской тюрьме мне однажды представили человека по прозвищу Сценарист — мулата довольно интеллигентной наружности, который предложил мне стать консультантом его будущего фильма «Американский ГУЛАГ». Сюжет киносценария предполагался следующий. Губернатор штата Нью-Йорк, где тюрем становится все больше и больше, заключает контракт с группой иностранных специалистов — отставных сотрудников МВД СССР. Возглавляет группу бывший начальник магаданского лагеря особого режима полковник Пугачев.
В то время само название сценария показалось мне непозволительной натяжкой. Через два месяца после моего выхода из тюрьмы и возвращения в Россию, в октябре 2000 года, я приехал в Новгород на Всероссийскую конференцию по вопросам помилования, где участникам раздавали дайджест книги известного норвежского криминолога Нильса Кристи. Книга называлась «Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к ГУЛАГу западного образца?»
«С окончанием «холодной войны», — пишет Нильс Кристи, — когда у ведущих промышленных стран больше нет внешних врагов, против которых они могли бы мобилизовать свой потенциал… наивысший приоритет будет отдан борьбе против внутренних врагов.
…Гулаги западного образца не будут предназначены для уничтожения. Однако они позволят устранять из повседневной общественной жизни значительную часть потенциальных нарушителей порядка на срок, охватывающий большую часть их жизни».
Опять-таки можно возразить: а далеко ли от «индустрии борьбы с преступностью» успела уйти Россия? Ведь только летом 2000 года, после принятой Госдумой крупной амнистии, наша страна уступила Соединенным Штатам первое место в мире по числу заключенных на душу населения. Вправе ли мы, как норвежский криминолог, обличать пенитенциарную систему США, если у нас до сих пор переполнены СИЗО, если обвиненные в незначительных преступлениях по году и больше сидят в ожидании суда?
Разница между сегодняшней Россией и США — скорее в тенденции, в направлении движения. Когда Путин вскоре после прихода к власти посетил «Кресты» и потребовал от Минюста разгрузить изоляторы, большинство россиян его поддержали. Даже те, кто требует восстановления смертной казни для убийц или насильников, согласны, что укравший курицу или велосипед не должен томиться месяцы и годы за решеткой. В США ни один серьезный политик не может призвать к смягчению законов. Там общество — гораздо более сытое и благополучное, чем российское, — хочет другого. Вот когда губернатор Нью-Джерси Кристина Уитман, одев на шею полицейскую бляху, участвовала в аресте мелких наркоторговцев и лично их обыскивала — американская публика была в восторге.
В 1999 году президент России помиловал 12,5 тысячи осужденных, а американский президент милует в лучшем случае дюжину в год. Согласен, из этого еще рано заключать, что ГУЛАГ теперь у них, а не у нас. Но разница в отношении к преступнику, особенно среди элит, очень бросается в глаза. Вот как описывал некоторые дела выступивший в Новгороде председатель президентской Комиссии по вопросам помилования Анатолий Приставкин:
— …Пили два брата, один похвалил команду «Динамо», второй взял топор и тюкнул его по голове. Пили мать с дочерью, из-за чего-то повздорили, и одна убила другую… Офицер несколько месяцев не получал зарплату, жена стала упрекать его. Доупрекалась до того, что он взял ее и зарезал… Мне попадались люди, которых сам готов был растерзать. Но ведь бывает и просто «бытовуха»: убил мужик по пьянке жену и детей. Так что же — казнить его? Ведь он сам себя больше, чем кто-либо, уже наказал на всю жизнь.
Этот тон сострадательной укоризны в России уместный, или, по крайней мере, приемлемый, американскому «комиссару» мог бы стоить должности.[40] В основе американского менталитета лежит кальвинизм, и разделение на «спасенных» и «проклятых» очень прочно укоренилось в подсознании. Если дочь убила мать или муж убил жену — значит они принадлежат к отбросам, к отверженным, и их участь — пожизненный срок, электрический стул, преисподняя. Обстоятельства не важны. Психологических тонкостей («сам себя наказал») там не надо. Неслучайно английское слово «felon», обозначающее уголовного преступника, имеет и второе значение — «злокачественный нарост».
Мистер робот и гражданин бандит
И Россию, и Америку можно причислить к неблагополучным в правовом отношении странам. Но, по избитой формулировке графа Толстого, каждая из них несчастлива по-своему. Лучше всего это иллюстрируют два недавних примера.
В российских газетах появилось сообщение о дерзкой шайке аферистов, действовавших под видом офицеров ФСБ. Они выслеживали предпринимателей среднего уровня, как правило, связанных с торговлей нефтью или цветными металлами. У выхода из офиса, квартиры или прямо на улице к бизнесмену подходили несколько людей в серых костюмах, предъявляли «корочки» и тоном, не терпящим возражений, говорили, что ему необходимо «проехать» с ними для беседы. Оторопевший коммерсант покорно садился в машину с тонированными стеклами. По пути преступники продолжали ломать комедию — например, звонили куда-то по сотовому телефону и рапортовали: «Товарищ генерал, задание выполнено!»
