После ноябрьского праздника из Советского Союза прибыли две группы летчиков. Одна — это наши летчики-добровольцы, прибывшие на пополнение. В нашу эскадрилью пришли пять летчиков: Василий Лисин, Александр Семенов, Сергей Плясов, Владимир Сухорябов и Федор Сухоруков. Тепло приняли мы их в свою семью.
Вторая группа — это летчики-испанцы, окончившие советские летные школы. Часть из них пошла на пополнение в старые эскадрильи, а остальные — на формирование новых испанских эскадрилий.
В первых числах ноября приказом командующего ВВС республики генерала Сиснероса в целях улучшения управления, мобильности и удобства ведения воздушного боя в истребительной авиации были созданы две истребительные группы: И-15 и И-16.
Командиром группы И-15 был назначен Анатолий Серов. А когда он выехал на Родину, его эскадрильи принял Евгений Степанов.
Командиром группы И-16 назначили меня. Эскадрилью свою я передал Платону Смолякову. Его заместителем стал Иван Панфилов, а звено Смолякова принял Виктор Скляров. Остальные эскадрильи И-16 по-прежнему возглавляли Иван Девотченко, Фернандо Клаудин, Мигель Сараус, Григорий Плещенко, Борис Смирнов.
Объем работы у меня увеличился. Навестил все эскадрильи своей группы. Раньше я уже встречался с руководящим составом эскадрилий. Ведь совместно с ними участвовал в боях. Мы прикрывали друг друга при штурмовке, в трудные минуты появлялись рядом. Но со многими летчиками-испанцами мы виделись лишь сквозь козырьки кабин. И надо было потолковать с ними, изучить каждого из них.
Я восхищался выносливостью, энергией и веселостью испанцев. Нас приглашали в Испанию на шесть-восемь месяцев, в редких случаях на год, а испанские товарищи воевали с первых дней мятежа. Их мастерство истребителей ковалось в суровом горниле войны.
Вспоминая то время, я с особым чувством думаю о Фернандо Клаудине и Мигеле Сараусе. Подобно тысячам других испанцев, они до конца остались верными делу борьбы своего народа за свободу и независимость.
Не ошибусь, если скажу: трудно себе представить более разных людей, чем Фернандо и Мигель. Впрочем, пожалуй, я не прав. Можно, если обратиться к образу бессмертного Сервантеса. По внешности Фернандо и Мигель вполне могли бы сойти за Дон-Кихота и Санчо Пансу. Высокий, худощавый Фернандо, всегда несколько то ли сосредоточенный, то ли застенчивый, был полной противоположностью быстрому, юркому Мигелю Сараусу. Мигель не мог долго усидеть на месте. Руки его всегда оказывались при деле, и он вечно напевал, насвистывал. Невысокого роста Сараус выглядел сорванцом-мальчишкой. Но только до того момента, когда он садился в кабину самолета. Здесь Мигель, как и Фернандо, был предельно собран и внимателен.
Дисциплину в обеих эскадрильях поддерживали на высоте. Бойцы старались походить на своих старших товарищей, действовать на земле и в небе так, как Фернандо и Мигель.
Меня беспокоило то, что молодые летчики, прибывшие к нам, еще не обстреляны.
Формируемую испанскую эскадрилью возглавил Марсиано Диас. Его заместителем и командирами звеньев были назначены отличные летчики. Они имели опыт ведения боевой работы, воздушных боев. Они уже провели по 60-100 воздушных боев, имели на личном счету по нескольку сбитых самолетов врага. По возрасту они были на два-три года старше прибывших молодых летчиков. Но это были годы войны, жестоких кровопролитных воздушных боев. Каждый месяц боев в воздухе равен по приобретению опыта нескольким месяцам полетов в мирных условиях. Поэтому можно было быть спокойным за подготовку к боевой работе, к воздушным боям летчиков, которые прибыли к нам из авиашкол.
Воздушные бои под Теруэлем это практически подтвердили. Молодые летчики-испанцы — питомцы советских авиационных училищ — воевали отлично.
Помнится такой эпизод. Во второй половине ноября наша эскадрилья заступала на очередное дежурство. Летчики прибыли на КП аэродрома. Уточнили график дежурства и полетов. Инженер эскадрильи Лопес доложил о готовности материальной части. Начальник штаба Кригин доложил о готовности связи. Все шло как и положено. Получив указания о порядке дежурства звеньями, пилоты уже хотели разойтись по самолетам. Вдруг совершенно неожиданно со стороны моря, где-то южнее Валенсии, недалеко от нас, раздались сильные взрывы. На аэродроме все на мгновение замерли. Подумали, что КП ВВС на этот раз, наверное, не получил данных о бомбардировщиках противника. Иначе, как бы удалось им прорваться к городу? Но, прислушавшись к характеру разрывов, пришли к другому выводу. Взрывы следовали через равные промежутки времени. А это совсем не походило на бомбежку.
Начальник штаба эскадрильи моментально связался с КП ВВС. Оттуда сообщили, что корабли франкистов обстреливают побережье. Мы понимали, что оказать действенную помощь не можем. Большого урона бронированным вражеским кораблям обстрелом с И-16 не нанесешь. Схватка с ними была бы равносильна схватке стрелка с танком, когда в руках у бойца лишь пистолет.
Сердце ныло. На КП — тягостное молчание. Наши товарищи-испанцы с надеждой и тревогой глядели на нас. Что делать? Сидеть сложа руки? Долго и пространно объяснять им, что истребители не в состоянии нанести существенного урона кораблям франкистов? Испанцы и сами понимали это. Ощетинившись огнем, корабли во время нашей атаки могли сбить не один самолет. В этом случае вся мера ответственности пришлась бы на плечи командира, отдавшего приказ на вылет. Я не был уверен, что командование даст «добро».
Судя по силе разрывов, к берегам Испании подошли линейный корабль, эскадренные миноносцы, обладающие мощным, опасным для нас малокалиберным зенитным вооружением.
Я понимал беспокойство испанцев — там, где сейчас рвались снаряды, жили их жены и дети, родители, братья и сестры, дорогие им люди, чью жизнь и свободу они пришли защищать. Как они могли не тревожиться за их судьбу! Не предпринять ни малейшей попытки отогнать вражеские суда, заставить замолчать их орудия?..
Посмотрел я на Панфилова, Смолякова, Кригина, Лопеса и прочел в их глазах то, что чувствовал сердцем сам.
Отдаю приказ на вылет всей эскадрильи. Надо было видеть, как обрадовались этому все стоявшие у КП. Механики-испанцы бросились к своим самолетам, а летчики за ними, проявив при этом завидные спринтерские способности. Не прошло и пяти минут, как эскадрилья оказалась готовой к вылету. Заработали моторы.
Я находился уже в кабине, когда около машины появился начальник штаба Кригин. Он запыхался и выглядел очень взволнованным:
— Александр Иванович… Александр Иванович!
— Знаю, о чем хочешь спросить, Михаил Викторович.
