В начале сентября в Белую Церковь прибыли польские комиссары: Адам Кисель, вновь возглавлявший делегацию, и с ним еще трое панов. Они привезли такие условия: разрыв с Крымом, установление реестра в размере 10 тысяч человек, ограничение самостоятельной козацкой области Киевским воеводством. Все, не попавшие в реестр и проживавшие вне Киевщины, естественно, возвращались под власть панов.
Толпившиеся подле крепости крестьяне и мещане разразились при виде делегатов бранью угрозами. Кисель пробовал внести успокоение, ссылаясь на свои седины и русское происхождение, но толпа все больше неистовствовала, и сильный конвой с трудом отражал ее натиск.
Хмельницкий со всей старшúной торжественно встретил делегатов у входа в замок.
— Эй, пане-гетмане, — улюлюкали в толпе, — не добре так чинишь, що вже с ляхами братаешься!
Кое-как оттиснули толпу, причем Богдан разрубил одному крикуну голову саблей. Но волнение не прекращалось. Посполитство предчувствовало недоброе, понимало, что новый мир в той или другой форме отдаст их снова панам; этому оно предпочитало любую войну, любые трудности, безначалие и голод. Подошедшие к Белой Церкви отряды татар, проведав о касающемся их требовании поляков, также пришли в ярость. «Хмельницкий и его полковники много труда имели защищать польских комиссаров от нападений татарских и мужицких, — пишет Симоновский, — кои ни одной пропозиции о мире не хотели принимать, будучи в мнении том, что в заключении артикулов внесено будет всегда то, чтобы их привесть в рабство».
Толпа шумела; татары грабили польскую свиту, оправдываясь тем, что «ляхи нам братья, но лошади и платья ляхов нам не сродни». Делегаты торопились выбраться из Белой Церкви и после жарких споров договорились с Хмельницким и старшúной на следующих основных условиях: 1. Реестр устанавливается в 20 тысяч; 2. Реестровые могут проживать только в Киевском воеводстве; 3. Шляхта вступает немедленно во владение своими поместьями по всей Украине, но не взимает с крестьян податей до окончания составления нового реестра (на что давалось три месяца); 4. Православная религия остается при всех стародавних правах своих; 5. Хмельницкий должен расторгнуть союз с татарами и отказаться от самостоятельных переговоров с иностранными государствами; 6. Гетман запорожский подчиняется польскому коронному гетману; резиденцией его является попрежнему Чигирин.
Что означал белоцерковский договор для Украины? Уничтожение церковной унии и увеличение реестровых до 20 тысяч — вот два завоевания по сравнению с тем, что имело место перед восстанием. По сравнению же с условиями Зборовского мира это был огромный шаг назад. Украина теряла свою независимость, вновь становилась польской провинцией, народ возвращался в прежнее подневольное положение. И это после трех лет борьбы! Если Зборовский мир оказался недолговечным, то Белоцерковский не имел никаких шансов на успех.
И все-таки Хмельницкий не видел другого выхода, как согласиться на эти тягостные условия.
В Турции сменилось благожелательное Хмельницкому правительство; татар на Украине оставалось мало. Москва после берестечского поражения очень охладела к Хмельницкому. Своими же силами Украина не могла теперь справиться с противником: козаки потеряли под Берестечком большую часть артиллерии, приближалось холодное время года, усугублявшее трудности, и к тому же некоторые члены старшúны возглавляемые полковником Гладким, открыто и резко выступали против гетмана.
Нужно было во что бы то ни стало получить передышку, чтобы урегулировать все это. Богдану хотелось уплатить за эту передышку менее дорогой ценой. Но выбора не было. Оставалась возможность обеспечить интересы старшúны, но приходилось принести в жертву кровные интересы широких масс.
Гетман пошел на это. Больше того: получив предварительно знатных аманатов (заложников), Хмельницкий согласился поехать в польскую ставку, чтобы лично подписать договор. При встрече с Потоцким, своим бывшим пленником, он держался очень смиренно, кланялся и даже плакал.
«Он имел обыкновение плакать, когда необходимость вынуждала его к этому», с досадой замечает по этому поводу историк Шевалье[149].
Богдан делал то, что считал нужным делать во имя государственных интересов украинского народа. Немало усилий, должно быть, стоило ему принудить себя к такому унижению.
Однако народ думал иначе. Еще в Белой Церкви, когда сделались известными статьи нового договора, колоссальная толпа окружила замок и подвергла его форменному штурму.
— Ты, гетман, себя да старшúну спасаешь, — кричала беднота, — а о нас и знать не хочешь!.. Отдаешь нас, бедных, на муки под киями, батогами, на колах да на виселицах! Но прежде чем дело дойдет до того, ты сам положишь свою голову, и ни один лях не уйдет живым!
Измученные люди были правы в своем возмущении, но еще более прав был Хмельницкий, смотревший на вещи более широко и видевший неподготовленность страны к немедленному возобновлению борьбы.
Опасаясь, как бы делегаты не пострадали, гетман с полковниками выбежали к разъяренной толпе и под градом камней и стрел принялись разгонять ее саблями и плетками. Взяв в обе руки булаву, Богдан опускал ее изо всех сил на головы «бунтовщиков», удивляя бесстрашием польских комиссаров, которые, трепеща, наблюдали из окон за этой сценой. Тем временем хитроумный Выговский повел, обращаясь к толпе, медоточивые речи.
— Посол, как осел, — повторял он употребительное тогда сравнение: — что положат на него, то и несет. Вдобавок, пан Кисель не лях, а русский. Чего же вы хотите, злодеи?
Кое-как, посредством уговоров и угроз, удалось рассеять многотысячную толпу (доходило до угрозы стрелять из пушек). Послы выехали к Потоцкому. Но едва они покинули пределы города, их снова окружила яростная толпа, оттеснила конвой и ограбила дочиста.
— Знали ляхи, кого послать! — кричали некоторые. — Кисель — русский, а прочие — литовцы. Если бы настоящие ляхи пришли, то не сносить бы им головы!
Перепуганные делегаты добрались, наконец, до коронного гетмана и сообщили о договоренности с Хмельницким. Потоцкий распорядился, чтобы вся польско-литовская армия (к этому времени Радзивилл вывел из Киева свои войска и соединился с Потоцким) придвинулась к Белой Церкви, дабы «принимать присягу на верность от подданных его королевского величества запорожских козаков».
И тут неожиданно не только для поляков, но и для Богдана разыгрался эпизод, выделяющийся даже на фоне необычайных событий того времени.
Когда польская армия приблизилась к Белой Церкви, Потоцкому доложили о прибытии козацких представителей. К совершенному изумлению всех присутствующих, в палатку вошли 12 никому неведомых, бедно одетых козаков и заявили:
