Снова моим прикрытием для канадцев была работа по Внешторгу, а для моих коллег по разведке — работа по НТР. И хотя начальник НТР и руководство разведки по линии «Турнира» рекомендовало мне считать главной задачей эту операцию, я не мог отсиживаться без дела по линии НТР — это было бы не только подозрительно, но и противоречило моим принципам не работать в полсилы. Кроме того, работа по линии НТР увлекала меня и захватывала до последней жилочки.
Мой профессиональный опыт обогатился и по линии НТР, и по линии Внешторга, а отсюда мое огромное желание принять участие во «взломе» строгого эмбарго пресловутого КОКОМ. Профессионал не имеет право упускать возможности в разведывательной работе, иначе он потеряет профессионализм.
Конец семьдесят второго года ушел на вхождение в круг вопросов по линии Внешторга, восстановление контактов с оперативными связями за рубежом. Снова стал встречаться с японцами, с которыми активно работал до отъезда в Канаду.
В это время я много думал об организации разведывательной работы с позиции Внешторга, приводя в порядок свои мысли.
Так начался мой последний период под «крышей» Внешторга.
Естественно, КККП хотелось знать, где оказался их «объект разработки» после возвращения в Союз, чем он занят, его планы на будущее, в частности, по выезду за рубеж.
Через два месяца после отъезда из Канады Джеффри написал на мой московский адрес письмо. В том, что я дал адрес Джеффри, не было ничего удивительного — адрес фигурировал в анкете для получения визы при въезде в Канаду. Теперь по нему проживал мой родственник.
В письме Джеффри сообщал, что «в качестве генерального председателя он чрезмерно занят подготовкой международной технической конференции, организуемой Обществом инженеров пластмассовой промышленности». Конференция должна состояться весной следующего года в Монреале. Джеффри просил содействия в налаживании контактов с советскими организациями, которые могли быть приглашены на конференцию.
Письмо было составлено по всем правилам переписки деловых людей. Его же основной смысл для канадской контрразведки заключался в последней фразе: «…если случится так, что вы в ближайшее время посетите страны западного блока, будьте столь любезны дать мне знать и предоставить возможность встретиться с вами снова».
На бланке общества был приписан адрес конторы Джеффри на Метрополитен-бульваре в северной части Монреаля. Только позднее совпадение района расположения этой конторы и кубинского торгпредства навело на зловещее предположение.
В августе в адрес моей бывшей квартиры последовало еще одно письмо, но уже на бланке фирмы «Импрувд машинери инк», изготавливающей оборудование для переработки пластмасс. Адрес фирмы был опять припечатан, и по бланку было ясно, что Джеффри обосновался на этой фирме в качестве управляющего в регионе.
В письме Джеффри представлял мне двух якобы наших общих знакомых — Боба и Иллому Хендерсенов. Эта пара должна была посетить Союз по туру, организованному географическим клубом Канады. Их приезд в Москву ожидался в первых числах октября. Джеффри писал, что Боб и Иллома «горят желанием» повидаться со мной и моей женой.
Кто они такие, припомнить я не смог. Некоторый свет проливала приписка о том, что эта пара большие друзья «хорошо известного» мне Джима Годберга. Да, да, того самого Годберга, с которым мы встречались еще во время «Экспо-67» на его даче у озера Джорджвилл на границе с США. И снова в письме: «…Когда вы предполагаете опять побывать в Западном блоке? Надеюсь услышать об этом в недалеком будущем».
После окончания отпуска, в начале сентября я ответил на оба письма сразу. Однако послал по официальному каналу и на бланке своего объединения в Минвнешторге. А так как это было обстоятельное пожелание по существу затронутых в письмах деловых вопросов, пассажам об «общих знакомых» в ответе места не нашлось.
Согласно писаным законам Минвнешторга, частная переписка по официальным каналам категорически запрещалась, а личная с иностранцами — наказывалась отстранением от работы. Кроме того, личная переписка с большой долей вероятности попадала под перлюстрацию. Таковы были правила игры в нашей стране в то время. Работая с канадцами, я должен был учитывать их осведомленность в наших правилах, а значит, тщательно соблюдать. Именно на таких «мелочах» можно было поскользнуться в нашей игре.
Случай с засылкой в мой адрес на дом письма следовало рассматривать не только как попытку установления моего местожительства и работы, но и как проверку на особую «привилегию» в переписке с Западом, которую могло дать только КГБ.
Ответ Джеффри не заставил себя ждать. На бланке ежегодной конференции упомянутого общества генеральный председатель Джеффри Вильямс благодарил «своего русского друга» за вклад в дело организации конференции и выражал надежду увидеть его самого на ее открытии в мае 1973 года. Одновременно Джеффри сообщал, что днями в Союз выезжает для участия в товарищеских встречах канадская хоккейная команда. В составе ее в Москву прибудет некий его друг Питер Стефен. Его статус в команде не объяснялся. Джеффри выражал надежду, что встреча с этой личностью доставит мне «большое удовольствие». Он просил помочь Стефену и вновь не объяснял, в чем эта помощь будет заключаться.
В поднятой во Втором главке анкете Питер Стефен был представлен следующим образом: 1936 года рождения, уроженец города Гамильтон провинции Онтарио, канадский гражданин, по образованию — инженер-механик, управляющий по продаже фирмы «Дансон кор» под Торонто. Ехал он по туристической визе в составе команды для встреч между хоккеистами Канады и СССР. С фотографии смотрел приятного вида улыбающийся человек.
Стефен позвонил мне на работу. Не отклоняясь от принятого в деловом мире тона, я спросил его, какую организацию он представляет и готов ли он к переговорам? Немного замявшись, Стефен ответил, что он приехал со сборной канадской командой.
— Так вы еще и хоккеист? — спросил я его.
— Нет, нет, — засмеялся он. — Я в административной группе команды.
От встречи в городе, которую он просил, я уклонился. Со своей стороны предложил провести переговоры в здании министерства. Он обещал позвонить.
Конечно, было несколько странным, что инженер-механик оказался в административной группе команды, но ведь это была любительская сборная.
Возможно, Боб и Иллома пытались связаться со мной, но не застали — мне много приходилось работать и вне здания Минвнешторга. А вот физическое присутствие меня на этой работе и ее точное место выяснил Стефен.
