Машины, давно уж выработавшие положенные моточасы, снова подремонтированы своими силами. Утром, сразу по прибытии остальных самоходок и танков из Чутова, наконец выступаем на марш.
Прошли в 11 километрах южнее Полтавы. В отдалении долго виднелись две длинные высокие насыпи – шведские могилы – память о сокрушительном разгроме не побежденной никем, кроме русских, сильной армии Карла XII в 1709 году. Затем миновали села Руденьковку, Новые Санжары и стали в Левандановке, которая от Новых Санжар отделена озером.
Среди наших хлопцев веселое оживление: здесь стоит передвижной банно-прачечный комбинат (оказывается, и такое, очень нужное хозяйственное заведение существует на фронте). Начинаю преисполняться уважения к труду работников армейского тыла.
Из распахнутых настежь окон двухэтажного кирпичного здания, единственного вблизи нашей стоянки, вырываются клубы не очень ароматного белого пара, слышатся женские голоса, выглядывают раскрасневшиеся лица прачек, занятых обработкой целых гор грязного солдатского белья. А под стенами здания уже слоняются «разведчики», перебрасываясь веселыми шутками с персоналом комбината.
Не имея опыта в сердечных делах, отдыхаю после марша на еще теплой надмоторной броне, но передо мной неожиданно возникает Митя и, энергично жестикулируя, излагает наскоро разработанный план одной операции. Оказывается, старший лейтенант Рыбин, штабист, вздумал приударить за рябоватой девицей, живущей недалеко от улицы, на которой стоят в колонне наши машины. У этой девушки очень строгая мамаша. Дмитрий уже успел все разведать, и теперь ему не терпится начать активные действия.
Хата, где обитает рыбинская отрада, окружена, по украинскому обычаю, вишневым садом. И мы, скрытно заняв удобную позицию и для верности замаскировавшись ветками, стали прилежно наблюдать за длительными искусными маневрами, которые пришлось проделать нашему ухажеру, прежде чем удалось ему незаметно для строгих глаз матери (она, как назло, то и дело выглядывала из хаты) уединиться наконец со своей зазнобой на скамеечке под вишней, около глухой, без окон, стены.
Наступил решающий момент операции. Митя дернул меня за рукав, и мы, подойдя к двери хаты, тихонько постучали. Когда дверь отворилась и перед нами из полутьмы появилось сердитое лицо старой женщины, мы с изысканной вежливостью поздоровались и спросили, не здесь ли живет девушка по имени Мария. Хозяйка подозрительно уставилась на нас:
– Яка така Мария? В нас Марий багате.
– Фамилии мы не знаем, но люди нам сказали, что искать надо на этом краю села.
– Ось и шукайте соби, – проворчала она, давая нам понять, что разговор закончен.
Митькин расчет оказался точным. Старуха метнула мимо нас быстрый взгляд на пустой темный двор, и на лице ее появилось тревожное выражение. Она шагнула в хату и позвала:
– Доню! Доню!
Не дождавшись ответа, хозяйка в задумчивости постояла с минуту перед топившейся печью, воинственно уперши руки в бока. Красноватый свет из открытого зева печи падал на ее лицо, и глаза ее грозно вспыхивали. Затем, схватив увесистый макогон и шепотом произнося какие-то ругательства, разгневанная не на шутку старуха решительно двинулась к выходу. Мы невольно попятились на середину двора, но она, даже не взглянув в нашу сторону, тихо направилась в обход хаты. Выждав, когда ее настороженная фигура скроется за углом, мы снова проскользнули в сад, делая короткие перебежки от дерева к дереву и крепко зажимая рукою рот, чтобы не спугнуть раньше времени парочку, сидящую в обнимку на низкой скамеечке и с упоением целующуюся. Хозяйка между тем бесшумно, на цыпочках заходила с тылу. И вот вверх взлетела палка, раздался хлесткий удар по чьей-то спине и сразу за ним – второй. Две тени стремительно шарахнулись в противоположные стороны, и третий удар с сухим треском упал уже на пустую лавочку. А рассвирепевшая старуха пустилась в преследование, путаясь в своей просторной длинной юбке и сыпля на ходу такой визгливой скороговоркой, что за нею вряд ли смог бы угнаться самый скорострельный пулемет. Поэтому разобрать, какие проклятия извергались на головы старухиной дочки и нашего кавалера, мы, естественно, не сумели. В глубине сада затрещал сухой плетень – это спасся бегством наш ловелас, но старуха, пытаясь настигнуть дочь, еще раза два обежала вокруг хаты, мелькая черной взлохмаченной тенью на белом фоне стен.
– Ну и ведьма! – шепнул мне на ухо Дмитрий, продолжая корчиться от беззвучного смеха, и потянул меня снова за рукав, подавая сигнал к отходу.
Вызванная приятелем буря, по-видимому, озадачила и даже слегка испугала его. И мы незаметно отступили на свою улицу, то есть к машинам, где без всяких уже помех нахохотались до рези в животе. Рыбин, разумеется, так и не узнал о причине своего фиаско.
В эту же ночь «ходячие» машины ушли на передовую, на берег Днепра, стрелять через реку по немецким позициям. Здесь, южнее Кременчуга, переправы для тяжелой техники еще не наведены.
4 октября
Узнали, что штаб наш переехал в Руденьковку, туда же переводятся все люди, оставшиеся не у дел. Две наши машины стоят в ремонте там же. Ребятам в селе скучать не приходится: они помогают колхозу в уборке корнеплодов, работают на мельнице, крупорушке и на маслобойне. Теперь в полку будет вдоволь нового душистого подсолнечного масла и муки.
По-видимому, близка уже переформировка.
7 октября
Машины стоят на бреге Днепра в капонирах, постреливают. Сегодня на реке произошел забавный случай. Экипаж Т-70 решил переправить свой танк на подручных средствах. Танкисты раздобыли где-то допотопный паром, причалили его к берегу, сделали сходни из бревен, и водитель аккуратно поставил машину на деревянный помост. Для передвижения своего ковчега ребята использовали длинные шесты, а рулевое весло заменяла широкая доска. Люки у машины открыты, в ней остался сидеть за рычагами один водитель. Командир и заряжающий стояли на палубе. Помогали танкистам человек пять добровольцев из пехоты.
Паром, подталкиваемый шестами, вышел на глубину и начал медленно крениться на корму. Командир танка показал водителю рукой: «Вперед!» Т-70 тихонько подвинулся на один-два трака и снова замер. У зрителей на берегу отлегло от сердца: паром выровнялся. Однако, проплыв несколько метров, он опять дал крен, на этот раз вперед. Командир быстро выставил перед собой открытую ладонь, приказывая подать машину назад. Механик, выполняя команду, видимо, понервничал. Паром вдруг встал на дыбы, танк соскользнул кормой в воду, двое-трое из ребят, не удержавшись на настиле, ухнули в холодную купель и резво поплыли к берегу. Через минуту среди больших бурлящих пузырей вынырнула на поверхность голова в черном танкошлеме и, хватив широко разинутым ртом воздуху, пустила такой свирепый матюк, что его было слышно, наверное, даже на том берегу. Словом, переправа не состоялась.
