Я хотел получить информацию о ситуации и проследить, чтобы хотя бы пехотная рота была придана мне до наступления темноты. Проводить ночь без наших друзей пехотинцев никуда не годилось, потому что без них мы чувствовали себя неуютно. Было дано указание держать наготове грузовики для переброски пехоты.
На полпути к командному пункту меня встретил мой командир. Его как будто подменили. Он поздравил меня с успехом, сообщил о приподнятом настроении, которое царило в штабе дивизии, потому что положение было спасено таким элегантным образом в критический момент. Также знаменательно, что это был первый крупный успех батальона с того времени, как его командиром стал майор Шванер. Так что он был полностью удовлетворен, и прежняя ссора между нами была забыта. На фронте люди не таят злобу.
По дороге на место нашей операции мы обсудили меры, которые необходимо было принять. Мне также пришлось точно изложить, как мы проводили свою операцию. Я также обмолвился, что русские не потерпели бы такого поражения, если бы оставили шесть — восемь танков в резерве за деревней. Шванер, похоже, был доволен этим замечанием.
— Но тогда, господин Кариус, вас конечно же побили бы в деревне!
В ответ на это я сказал, что мои шесть «тигров» были готовы броситься в бой, чтобы прийти мне на помощь в таком случае, что и было запланировано. Но я признал, что, конечно, не все прошло так уж гладко.
По пути на фронт мы встретили офицера оперативного отдела и штаба пехотной дивизии, которому крупно не повезло, так как приходилось работать с новым комдивом. Он осмотрел подбитые русские танки на автодороге, и мы обсудили вопрос восстановления линии фронта, как об этом спланировано в дивизии. Новая линия фронта должна была быть установлена к следующему утру. К этому же времени предполагалось наладить связь к северу и югу от нее. Майор Шванер передал все наши грузовики в распоряжение пехоты для переброски солдат. Так что мы лелеяли надежду, что фронт снова будет в порядке к тому времени, как начнет светать.
Затем мы поехали к первой цели нашей атаки, к деревне Малиново, где все еще дымились некоторые танки. Мы осмотрели танк «Иосиф Сталин», который до определенной степени все еще оставался в целости. 122-мм длинноствольная пушка вызывала у нас уважение. Недостатком было то, что унитарные выстрелы не использовались в этом танке.
Вместо этого снаряд и пороховой заряд приходилось заряжать по отдельности. Броня и форма были лучше, чем у нашего «тигра», но наше вооружение нам нравилось гораздо больше. Уцелевший танк «Иосиф Сталин» предполагалось доставить в Дюнабург для дальнейшей транспортировки в Берлин, но русские не оставили нам на это времени.
Роковое расхождение во мнениях
В штабе дивизии я был представлен новому комдиву. Полковник, который перед этим был комендантом одного из городов в Восточной Пруссии или Литве, теперь открыл в себе «стратега». Он был таким человеком, что не позволял вставить ни слова своему начальнику оперативного отдела, который был в боевой дивизии на Восточном фронте с самого начала. Я всегда сожалел о том, что мне приходилось работать с двумя дивизионными командирами таких качеств, особенно в последние недели и дни до своего вынужденного отъезда домой. Это особенно остро ощущалось в том случае, что до сих пор имел дело только с потрясающими командирами. Я все еще вспоминаю людей, занимавших этот пост, с бесконечной благодарностью и величайшим к ним уважением. Они были умелыми тактиками и хорошими людьми. Конечно, поначалу полковник был очень милым и попросил у меня представления на награды. Он принес с собой сигареты для моих ребят. Однако когда мы начали разговор о ценности захваченных карт и показаний пленных, наши мнения разошлись. Через некоторое время майор Шванер и я были «поставлены на место», сказали короткое «Так точно!» и удалились.
Следует отметить, что полковник придерживался того мнения, что русские сделали пометки на карте, чтобы ввести нас в заблуждение! По его, полковника, мнению главный удар русских, вне всякого сомнения, будет нанесен к востоку от автомагистрали Дюнабург — Роззиттен, в направлении Дюнабурга. Об охвате вокруг Дюнабурга совершенно не могло быть и речи! К сожалению, всего через несколько дней я на своей шкуре испытал, насколько мы оказались правы.
Я взял еще нескольких человек из транспортного взвода для обеспечения безопасности в ночное время. Я смог доставить их на грузовике. Такое прикрытие, конечно, большей частью было психологической поддержкой. Однако вполне хватало того, чтобы эти люди стояли на карауле и бдели. Для нас это всегда было некоторым подспорьем, потому что я хотел дать экипажам по возможности некоторый отдых.
На передовом пункте снабжения я встретил лейтенанта Эйхорна. Его танк только что вышел из ремонта. Вместе с ним на грузовике я поехал вперед в роту. Мы прибыли туда незадолго до полуночи. Лейтенант Нинштедт доложил обстановку. Пока что все было спокойно, и противника не было ни видно, ни слышно. Нинштедт расположил наши танки для несения охранения на краю деревни. Они были обращены к речке и по моему предложению таким образом, чтобы машины развернулись кормой к речке. Пушки были повернуты назад, так что мы могли в случае нужды быстро «отступить», двигаясь вперед. Этот способ уже оправдал себя тогда, когда мы действовали предоставленные самим себе на ничейной земле. В ночное время мы, танкисты, были несколько беспомощны, потому что не могли вести прицельный огонь. Из-за этого любой пехотинец был, безусловно, в более выгодном положении, чем мы, если был смел и делал свою работу хотя бы наполовину грамотно. Мы вошли в заброшенный русский дом. Крестьяне покинули деревню вечером, не ожидая ничего хорошего. Там, используя карту, я обсудил с обоими своими командирами взводов то, что могло произойти ночью на стороне пехоты. У пехоты была задача окопаться примерно в трех километрах к западу от нас в ранние утренние часы, установить связь с нашим северным соседом, а затем пройти мимо нас через новую линию фронта. Поэтому мы должны были продержаться несколько часов на ничейной земле.
Мы около часа провели в заброшенном крестьянском доме. Мы мило беседовали, когда вдруг вошел часовой. Он был возбужден и доложил, что отчетливо слышал, как перекликались друг с другом русские в той части деревни, которая располагалась на другом берегу речки. Нам это показалось невозможным, но все-таки мы пошли к своим танкам. Молодой солдат не ослышался! Нам теперь нужно было соблюдать полное спокойствие, чтобы не привлекать к себе внимание русских. Теперь уже все командиры были поставлены в известность. Сделать это оказалось не просто, потому что наши экипажи так крепко спали после многих бессонных ночей, что их можно было разбудить только энергичным встряхиванием. Ругаться было невозможно, а шептать на ухо фронтовикам — бессмысленно. Не буду повторять, какие слова слетали с губ ребят в полусонном состоянии, когда мы отрывали их ото сна. Я вздохнул с большим облегчением, когда, наконец, почти всех собрал вместе. Русским было бы так просто захватить нас врасплох, если они предполагали, что мы все еще тут, и действовали тихо!
