Что вряд ли произойдет когда-нибудь с описанными выше сценами из фильмов российских документалистов — что тогда останется от этих лент?.. В свое время совграждане, слушавшие радиоголоса, только посмеивались, наблюдая излюбленный метод наших иностранных корреспондентов: заглянуть под мост, чтобы обнаружить там парижского клошара или безумного нью-йоркского уличного попрошайку — вот и готов сюжет об ужасах капиталистического устройства жизни. Но чтобы обращать такой метод на себя?
Нет, здесь зрителю видится совсем другое — боль, боль, боль…
А вот другой фестивальный фильм — «Серый воронок, кому ты нужен?» режиссера А.Шипулина. Испитое лицо сельского милиционера — возможно, по задумке авторов этот герой, столп и основа хоть какого-то законопорядка в поселке, должен вызывать у зрителя пусть не симпатию, но хотя бы сочувствие… Нет, не вызывает — разве что в эпизодах его временного отстранения от обязанностей становится горько за голого худосочного человека с беспомощно свисающим между ляжек предметом бывшей «мужской гордости», присевшего на порог построенной им самим баньки.
…Горько за всю эту жизнь.
Но, может, того и ожидают документалисты, представляющие нам свои ленты: мол, вот, вы тут жируете, горя не зная. А посмотрите, как мы живем!
Знаете, и правда, я давно не живу в России. Страна, где родился и прожил большую часть своей жизни (приведет ли Господь сказать когда-то — «меньшую», и большую — здесь?), ее судьба, естественно, не оставляет нас равнодушными. Конечно же, жизнь в диаспоре рождает новые привязанности, новые приоритеты, что тоже нормально. Но вот в перерыве, сразу после показа этого фильма, один из моих знакомых, тоже эмигрант со стажем, признается, что такого острого желания заорать во весь голос «За что же тебя так, Россия-матушка!» он давно не испытывал…
Вот так: и мужички голые (а на голое тело авторы почти всех увиденных мной в эти дни лент явно не скупятся), и правда российская, как они — голая и уродливая…
Зрителю с определенным жизненным опытом, накопленным в специфических российских условиях, нетрудно понять стремление этих, в общем-то, молодых людей противопоставить сталинскому лакированному соцреализму — для них он сохраняется главным образом в виде архивных лент — нечто прямо ему противоположное. Но я бы все же прочел их замысел прежде всего как порыв обратить внимание аудитории на чудовищные обстоятельства жизни, в которых прозябает сегодня значительная часть населения России.
Ну можно ли без боли смотреть в глаза детей, зябнущих на больничных койках давно не отапливаемых клиник? Это уже не кинофестиваль — это сегодняшние передачи российского же телевидения: в одном только Приморье поздней осенью без отопления остаются 70 тысяч человек… Или — бастующие учителя, не получающие вот уже не первый год (!) свою заработную плату: они протестуют, они пытаются установить на шоссе живую баррикаду — а машины их просто объезжают.
«Умножающий познание умножает скорбь свою…» — по памяти цитирую Экклезиаста. Авторы фестивальных лент приглашают зрителя разделить их скорбь.
И все же… Спасительно сознание, что не состоит нынешняя жизнь в России только из того, что там сейчас называют «чернухой», как и ее население — сплошь из ущербных и уродливых мужиков и баб, начинающих день с кружки самогона! Не я первый, в конце концов, отмечаю, находясь там, спектакли в московских театрах, на которые не попасть, не запасшись загодя билетом. При этом — множество молодых хороших лиц в залах. И свой, пусть скверный, но свой транспорт в рядовых семьях. И — многолюдье на продуктовых рынках. И очереди в бутербродные «Елки-палки» и прочие «Макдональдсы».
А, значит, происходит параллельно еще какая-то виды жизнь — и об этом, в частности, другие фестивальные ленты. Почти все они собрались для показа во второй день фестиваля, который я пропустил, почему и попросил рассказать о них профессора кафедры кино и телевидения UCLA Марину Голдовскую, хозяйку фестиваля.
…А в зале продолжается обсуждение увиденного.
Почему-то часть аудитории недовольна и шиканием заставляет замолчать одного из зрителей: он же пытается обратить, причем в довольно мягкой форме, внимание наших гостей на языковые «излишества» и упоминание автором ленты подробностей из жизни своей матери в контексте, мягко говоря, непозволительном. Наверное, так протестующие участники просмотра понимают американское гостеприимство — чтобы гость не обиделся…
Зато выступление профессора Вячеслава Иванова, недавно избранного в Российскую академию, подводя итоги увиденному в эти дни, звучит действительно по-академически точно и при этом вполне сбалансированно: оно вызывает аплодисменты аудитории, равные по энтузиазму тем, что сопутствовали показу фильма Юрия Хащеватского — и на этой ленте следует остановиться особо. Американские кинематографисты могли бы счесть иные приемы режиссуры, используемые их российскими коллегами, студенческими.
Но я сомневаюсь, что подобный упрек прозвучит в адрес фильма, с которым нас познакомили в первый день просмотра — показав последним. Видимо, его как удавшийся опыт имел в виду профессор В.Иванов, вспоминая слова Родена об истинном мастере, задача которого — отсечь от камня все лишнее. Я говорю о ленте «Обыкновенный президент», отснятой в условиях нарождающейся тотальной несвободы сегодняшней Белоруссии очень мужественными людьми. Один из них — режиссер Юрий Хащеватский — привез сюда этот фильм. Мужественными — потому что уже пропал без вести оператор ряда включенных в фильм кадров. Просто так: был человек — и нет. И никто не знает, что с ним. Как и генерал МВД, занимавший несколько лет пост министра внутренних дел Белоруссии — кадры с его участием, где дается нелицеприятная характеристика деяниям президента Лукашенко, одни из самых впечатляющих.
После показа фильма (лента разошлась по республике в количестве 120 тысяч копий) — генерал пропал. Другой участник фильма, депутат белорусского парламента, был жестоко избит. Ну, и так далее.
Лента потрясает — своей точностью и достоверностью прежде всего. И текстом — его создал очень талантливый человек: только так, только в такой манере, на грани памфлета, можно было сопровождать этот жестокий упрек своему народу, выбравшему себе такого вождя. Именно — выбравшему. Отсюда — место для множества аллюзий и параллелей; ими же автор текста (кажется, его имя Владимир Спивак) пользуется умело и очень осторожно: зритель все понимает сам.
Создавалась лента в условиях, при которых у многих документалистов просто опустились бы руки. Массовые сцены — а оператор снимает их как бы изнутри, он почти соучаствует в них — вызывают у зрителя, солидарного с идеей фильма, желание оказаться в кадре, рядом с происходящим. Притом, что в эти минуты по головам и спинам демонстрантов гуляют милицейские дубинки.
