Итак, Гюго становится воплощением политического сознания Александра, который не упускает случая поставить его об этом в известность. Цензура Наполеона Малого, со своей стороны, не упускает случая Александра за это наказать. Вслед за запрещением «Нельской башни», «Исаака Лакедема» и двух комедий настает очередь «аморальной» «Анжелы», той пьесы 1833 года, в которой некий карьерист достигает успеха при помощи «лестницы из женщин». Александр в ответ открыто бросает вызов властям. Во Францию возвращается Паскаль Дюпра, добровольно уехавший в ссылку в Брюссель. Он только что основал «la Libre Recherche» и просит Александра о сотрудничестве. В первом номере от 25 августа 1855 напечатано «Царство моих воспоминаний» в форме письма Александра к Дюпра. В частности, мы узнаем из него, что Александр выбрал себе новый сценический костюм. Отправлены «на вешалку» награды, эти «пустяки», подарки королей. Теперь же, то есть, будучи настоящим республиканцем, в качестве выходного наряда он предпочитает простой белый костюм, как раз тот цвет, который лучше оттеняет цвет его кожи, а когда работает, на нем лишь «рубашка без пиджака, то есть как вы меня столько раз видели на той гостеприимной земле, куда мы оба были сосланы, и где наши руки соединились однажды в пожатии, чтобы, надеюсь, никогда не разъединиться». Неважно, что причиной ссылки было банкротство, он всем сердцем ощущает свою близость с изгнанниками и, дабы совершенно исключить разночтения, провозглашает в финале: «В саду моей памяти я соберу лишь самые лучшие воспоминания.
Мои лучшие цветы — моим лучшим друзьям: тело мое в Париже, но сердцем я в Брюсселе и в Джерси». Получив сие ясное и недвусмысленное послание, имперский прокурор тотчас же вызывает его к себе. «Наконец-то! Давненько я этого ожидаю», — пишет он Парфе и Гюго, — «процесса как знака симпатии к изгнанникам»[134]. Но преследованиям его как будто не подвергают, возможно то было просто предупреждение. В том же духе он посвящает «Народу» свою «Орестею», трагедию в подражание античной, написанную стихами и сыгранную в театре «Порт Сен-Мартен» 5 января 1856 года. Однако, несмотря на прекрасные намерения, выраженные в посвящении, несмотря на овацию публики в конце спектакля, которая так сильно смутила Александра, что актерам пришлось силой вытаскивать его на сцену, и несмотря на поздравления в форме дифирамбов, полученные от Гюго, мы все-таки упорствуем в своем предпочтении Эсхила.
Гиршлер продолжает улаживать дела со счетами Александра, с 1845 года связанного эксклюзивным контрактом с Мишелем Леви. Александру не только неведомо точное количество переизданий его книг и проданных экземпляров, но также и то, что без его разрешения и без малейшей для него выгоды Леви издает с иллюстрациями его произведения дополнительно. Неоплаченные или фальсифицированные авторские права, злоупотребления ими, подделки — право же, издательские нравы XIX века просто ужасают. И в январе 1856 года начинается долгая юридическая битва[135], продлившаяся четыре года. Александр выигрывает тяжбу. Леви подает апелляцию, требует назначения экспертов и т. д. В конце концов на исходе 1859 года дело улаживается полюбовно. Александр терпит страшные убытки: вместо семисот тысяч франков, целого состояния, на которое он имел право в качестве компенсации за противозаконные тиражи, он получает лишь сто двадцать тысяч в обмен на передачу в полную собственность Леви всех написанных и будущих своих произведений вплоть до декабря 1870 года. Как если бы дата его смерти уже была известна.
В марте 1856 года подписан и другой мирный договор — между французами и англичанами, с одной стороны, и Россией, притязания которой на территориальные и морские владения Турецкой империи таким образом умерены. Мир заключен также между Александром и его дочерью. Он выдает ее замуж за двадцатилетнего поэта Оленда Петеля[136], Мари старше его на пять лет. Для свадьбы обожаемой своей дочери Александр расстарался не меньше, чем если бы женился он сам. Если свидетелями у Александра был автор «Гения христианства» и министр, то Мари получит Ламартина и Гюго, за которого подпишется Луи Буланже. Контракт просто сногсшибательный: сто двадцать тысяч франков, то есть как раз столько, сколько якобы принесла в приданое Ида, с той, однако, разницей, что своей бывшей жене Александр вынужден был действительно выплатить всю сумму при разводе, тогда как Оленд Петель так и не получит от него ничего. 6 мая свадьба, потом свадебное путешествие в Италию, Александр потирает руки: наконец-то Мари пристроена, а он освобожден от ее присутствия. Увы, ненадолго. Если у Мари лишь время от времени случались приступы бреда, то Петель оказался тяжелым душевнобольным и, кроме того, агрессивным эксгибиционистом. В 1861 году из путешествия на Восток она вернется одна, заболев туберкулезом. Она начнет бракоразводный процесс, удалится в монастырь, займется сочинительством и живописью в русле несколько безумного мистицизма: вернувшись в 1866 году в родительский дом, станет носить друидический наряд — серп у пояса и венок из омелы.
«Мушкетер» не стал ожидаемым «золотым дном». К тому же Александру надоело писать туда каждый день статьи, газета перестала его интересовать и он оставляет ее на попечение Ксавье де Монтепена. С этого момента «Мушкетер» начинает хиреть, пока не умрет своей смертью в начале 1857 года. Теперь у Александра слишком много свободного времени, тем более, что в мае 1856-го он закончит «Графиню де Шарни», а тысяч страниц «Парижских могикан» будет явно недостаточно, чтобы занять его целиком. Он приступает к работе над «Королевой на засове», комедией на основе запрещенной цензурой «Юности Людовика XV», плюс, в конце года, — над двумя драмами в соавторстве, но все это дело нескольких недель, а ему бы хотелось снова приняться за романы. Только вот незадача: «однажды обнаружилось, что голова моя совершенно пуста.
Воображение… — какая неосторожность! случилось мне глубоко заснуть предшествующей ночью! — и воображение, воспользовавшись моим сном, улизнуло <…>. И что же мне, известному воришке, оставалось делать? Я вспомнил историю из «Зайца моего дедушки», рассказанную мне Шервилем однажды вечером, когда он приехал из Сен-Юбера, и пересказал ее на свой лад.
Ей-богу, набралось на целый том»[137]. Когда Александр жил в Брюсселе, Шервиль и Гетцель пригласили его на охоту. Но он был слишком занят и не смог поехать с ними. Вернувшись, Шервиль рассказал ему фантастическую историю о гигантском зайце, поведанную ему трактирщиком, у которого они с Гетцелем обедали. Таким образом, не Шервиль автор этой прекрасной сказки, и непонятно, почему же Александр опасается «протеста Шервиля <…>. Спустя пять-шесть дней после появления последней части фельетона [март 1856], я получаю письмо с бельгийской маркой.
