Бурбулис молотил давно обмолоченные снопы, повторяя известные истины, но как красиво взлетали его словесные цепы!
– Иногда условно и легковесно делят три назначения органов безопасности: защитить гражданина-личность, гражданские структуры и институты, общество и государство. Не «и государство», а от имени, и по поручению, и во имя государства!
Вот так вас, неучи! Не «и», – а «от», и «по», и «во»…
– Мы не говорим, что идеологизмы исчезли, – продолжал Бурбулис, – мы говорим, что они просто меняют свое содержание. А идея у нас благороднейшая, вдохновеннейшая – возрождение России на ценностях демократии и патриотизма. Речь идет о том, что мы не настолько наивны и не настолько бездарны, чтобы стремиться любой ценой воспроизвести известные демократические модели Запада. Мы говорим о творчестве российских реформаторов с учетом максимально реальных условий России, ее неповторимости, национального, духовного и производственного устройства…
– Бог мой! – воскликнуть хотелось. – Прости меня грешного. Я смел сомневаться.
– Кого-то он мне напоминает, – шептал мой сосед-неуема в погонах генерал-майора, тот самый, узревший в госсекретаре типичного футболиста, правого крайнего. – Из немцев кого-то…
А голос Бурбулиса был все уверенней и выше:
– Речь идет о достоинстве России как государства, о достоинстве россиянина, живущего в этом государстве, защищающего его и защищенного им, речь идет о нормальной, человеческой потребности ощущения Родины, Державы, Отчизны в их полноценном сочетании с демократическими ценностями прав человека, свободы, звучания и содержания…
Насколько все поняли – второй «позицией заинтересованности» были приоритеты органов безопасности. По Бурбулису, ГЛАВНЫМ приоритетом сегодня в деятельности всей структуры органов безопасности становится «освоение нового типа профессионализма», который надо «культивировать» в плане «систематической и достаточно точной общеполитической, общемировоззренческой культуры», чтобы органы безопасности «могли бы стать интеллектуальной элитой общества».
– Не певцы и танцоры, которые присвоили монопольное право называться творческой интеллигенцией, не академики больших и малых званий, которые сегодня спокойно создают академии, а прежде всего те структуры государства, которые дают жить и петь поэтам и танцорам, которые дают жить и петь ученым и всем остальным!
Вот на какую высоту поднял Бурбулис сотрудников органов безопасности, у которых доселе высшим мерилом их воспитательных, общеобразовательных, культурных, гуманитарных, научно-технических, профессиональных, специальных и иных человеческих достижений было одно слово – чекист, а на праздничный день – расхожая фраза о «рыцарях плаща и кинжала»!
– Третий приоритет я называю немножко возвышенно: правостимулирующий приоритет деятельности органов безопасности, – сказал далее Бурбулис. – В основе деятельности – закон. И это для нас принципиально новое отношение к работе…
Для Бурбулиса, может, и новое. Для всех, кто работал с Андроповым пятнадцать лет и далее под началом Крючкова, вопрос о беззаконии в КГБ не стоял. Наоборот, много говорилось и напоминалось на каждом шагу, что чекист – законопослушник! Для фигурантов, искавших обходных путей, карьера в КГБ заканчивалась.
Лишь однажды прокололся Бурбулис.
– Скажите мне, – обратился он к сидящим в зале, – почему при абсолютном выводе, который мы знаем, о том, что процветает государственно-чиновничья коррупция, что это даже не задачка на ночь, это констатация реальности, почему сегодня нет ни одного полноценного, полнокровного результата, ни одного достойного общественного резонанса?
Из зала хором: «Нет закона!»
Помявшись, смутившись, что-то прикинув, госсекретарь пообещал:
– Закон будет, в мае…
Тут же перевел разговор на действующий резерв КГБ, «рекрутированный» коммерческими структурами. Потом перешел к системе информационно-аналитического обеспечения органов власти. Указал на известные всем недостатки: разобщенность структур, коллективная безответственность, невостребованность информации, особенно прогностической.
– Мы не временщики, – сказал Бурбулис, – и нам нужна объединяющая структура, которая бы соединила задачи государственного уровня Центра и регионов, обеспечивала бы единую методологическую базу по информационной деятельности, правилам ее обработки, четко сформулировала бы, из чего может выражаться результат…
И неожиданно из зала, негромко, но слышно:
– Выражаться не проблема, это в России умеют!
– Вот-вот, – не понял Бурбулис, – я передам Борису Николаевичу очень серьезную удовлетворенность содержанием совещания. Не было пафосных речей, не было бранных слов, больших и малых…
Геннадий Эдуардович молча, как хороший актер, умеющий весьма профессионально «держать паузу», не спеша собрал листки, засучив рукав, посмотрел на золотые швейцарские часы (специалисты по валюте и контрабанде в кулуарах говорили, что стоят они 60 тысяч долларов) и закончил:
– Могу только сказать в заключение, что Президент, Правительство, Верховный Совет, я думаю, Сергей Александрович меня поддерживает (полуоборот в сторону Филатова), максимально сегодня заинтересованы, чтобы выпрямились сотрудники, чтобы они получили в ход этот наш политический и гражданский заказ защитить Россию в это труднейшее время и защитить себя, если хотите, честь своего дела, честь своей профессии. Еще раз поклон вам от Бориса Николаевича и хорошей работы…
Кто он – Первый заместитель?
Этот вопрос, как ржавый гвоздь, все время торчал у меня в голове и не давал покоя. Глядя на Анатолия Аввакумовича Олейникова, я все время ловил себя на мысли, что невольно сравниваю его с предыдущим Первым замом главы КГБ – Филлиппом Денисовичем Бобковым!
В сравнении Олейников, прямо скажем, проигрывает Бобкову. Проигрывал не потому, что звезд на погонах меньше и моложе по возрасту – это дело наживное. Стать Первым могут многие, – быть им – редчайшее дарование. Это как в армии – миллионы солдат, офицеров и только одна должность начальника генштаба. Первый заместитель в КГБ или МБ – это и есть начальник генштаба. Необходим талант. Либо он есть, либо его нет. У Бобкова был талант, он был Первым. Олейников стал Первым, как, впрочем, могли стать и другие, – но быть Первыми им не дано.
Я хорошо знал Анатолия Аввакумовича, работал с ним вместе в равнозначной должности и звании, играл в одной команде, могу заверить, что он был прекрасным спортсменом, хорошим товарищем, профессионалом, полностью соответствовал своей должности и званию полковника, но на Первого… Нет, не тянул!
