В. К. Это было, значит, на подступах к Сталинграду?
М. А. Встретились мы с ним сначала под Сталинградом, а потом и на Курской дуге. В самые кровавые дни Курского сражения был я на его батарее. У него было 12 пушек 76-миллиметровых, которые уже приспособили для подкалиберных снарядов. Эти снаряды пробивали немецкие «тигры», они ввинчивались в них, как в тесто. Ведь Гитлер перед Курской битвой дал крупповским заводам приказ изготовить непробиваемую броню для «тигров» и «пантер», и они думали, что такая броня сделана, но оказалось…
В. К. Наши тоже не дремали?
М. А. В том-то и суть! Если бы не появились у нас эти подкалиберные снаряды, мы бы с новыми немецкими танками не справились. Но, конечно, и про артиллеристов нельзя не сказать. У меня есть документ из Подольского военного архива, свидетельствующий, что Савченко Николай, командир батареи, которая единственной была сохранена при выходе из окружения, подбил 12 немецких танков. Даже когда у него оставалось только два орудия из двенадцати, он продолжал воевать.
Вот и сейчас стоит у меня перед глазами Шебекинский лес, весь усеянный трупами немецких солдат. Или еще картина. Мимо батареи Савченко, на которой я нахожусь, идут раненые пехотинцы, перевязанные свежими бинтами, и руки в марле несут перед собой, как хлеб-соль на белых рушниках. Этот образ есть в моих «Солдатах». А когда мы Шебекино освободили, видел я впервые, как повесили предателя на площади…
В. К. Были герои, но были и предатели, трусы.
М. А. Первых несравнимо больше! Потому мне и хотелось (а со временем – особенно сильно), чтобы остались для будущих поколений их имена. И если в «Солдатах» у меня Савченко был Гунько, а Баталов-Баталии, то в «Моем Сталинграде», написанном полвека спустя, и они, и все остальные герои носят уже свои подлинные имена и фамилии.
Я полностью отказался здесь от вымышленных героев. Всех называю по их реальным именам. У меня был даже спор на эту тему с моим другом Юрием Бондаревым, тоже участником Сталинградской битвы. Он мне посоветовал не сохранять имена действительные. Сразу, мол, появятся люди, которые начнут тебя опровергать: этот-то был здесь, этот-то – там, этот говорил то, а другой – это. Я чуть-чуть не поддался, чуть не дрогнул. Но все-таки в конце концов решил по-своему – и, думаю, правильно.
Я знал, как люди воевали, где совершали подвиги, где погибали, где их даже хоронили. И теперь я буду тех людей, живых, настоящих, которые вместе со мной воевали и кровь проливали, подменять какими-то вымышленными? Нет!
Я только одному изменил в «Моем Сталинграде» фамилию. Как раз такому, который оказался трусом. Я подумал: может быть, у него дети, внуки живы – зачем их огорчать?…
ОСКОРБЛЕНИЕ ВЕТЕРАНОВ, ПОКУШЕНИЕ НА ПОБЕДУ
В. К. Однажды вы мне сказали, Михаил Николаевич, что, уже когда писали по горячим следам свой первый роман о войне, у вас было некое подспудное чувство: не все наши враги до конца разбиты.
М. А. Подспудно мы чувствовали: да, врагов открытых на фронте мы разбили, но есть же скрытые. Они остались. А где они?… И вот наступило время, когда враги эти вовсю проявили себя.
В. К. Вы имеете в виду то, что произошло с нашей страной за последние годы?
М. А. Безусловно. И едва ли не первыми жертвами стало наше поколение – участники войны, или, как нас до сих пор иногда называют (увы, зачастую теперь лицемерно!), поколение победителей. Сколь ни дико это звучит, но нас вознамерились лишить нашей же Победы. Нас кощунственно и нагло ограбили!
Дело в том, что из всех ограблений, коим подверглась за последнее время наша страна, самое страшное, может быть, – это духовное ограбление. Что значит Победа в Великой Отечественной войне? Что значат те выигранные великие сражения века? Нами выигранные! Это же нетленные сокровища, богатейшее наследие для поколений, которые придут вслед за нами. И этих-то духовных богатств наш народ лишают. Еще в советское время однажды я был приглашен в Индию. И спросил там военного министра: «Почему Индия в основном все-таки покупает наше оружие, а не американское, английское или какое-либо еще?» Он ответил: «Мы знаем, что немцы были под Москвой, что вы отступили до Сталинграда. Но немцы-то Москву не взяли, а вы Берлин взяли оружием своим».
В. К. Хороший ответ.
М. А. Наше оружие – это оружие Победы!
В. К. В том числе духовное, которое сейчас пытаются выбить, уничтожить.
М. А. Потому что им не нужна наша Победа! И особенно страдают от этого ветераны войны. Вот почему я обратился к Путину с открытым письмом, призвав вернуть Волгограду имя – Сталинград.
В. К. Увы, не прореагировал Путин ни на ваше письмо, ни на обращения других многочисленных ветеранов.
М. А. Это не Сталинграду нужно, это нужно России, нашему народу. Мы когда воевали, в сердце нашем было и Куликово поле, и Бородинское поле, и Чудское озеро – все было при нас. А что нынче сеют в души молодых определенные люди? У них есть программа, популярно изложенная в свое время Даллесом.
Мы сами тоже, конечно, виноваты. Потому что прозевали, как палочку духовной, идейной эстафеты перехватили наши враги и заменили ее ядовитым змеиным жалом.
В. К. А вам не горько, что в этом приняли участие – вольно или невольно – и некоторые участники войны, среди которых ваши коллеги-писатели?
М. А. Как же не горько?! Про покойников вроде бы плохо не говорят. Но я не мог простить Виктору Астафьеву, который утверждал, что мы победили своими трупами. Он как раз сам-то воевал очень мало. Он видел только кровь, ранения, как отрезают руки и ноги в медсанбате. Ему это все остальное закрыло.
В. К. Все это было, что говорить. Но война ведь складывается из многого и многого.
М. А. Начали противопоставлять (и до сих пор противопоставляют!) окопную правду и «штабную», или «генеральскую». Как будто в какой-то войне можно победить без командующих и без штабов. Лукавство все это, однако далеко не безобидное.
В. К. Вы своими книгами и статьями стараетесь бороться с этим.
М. А. Долго откладывал «Мой Сталинград» – все хотел побольше с духом собраться. Но когда уже не только Волгоград вместо Сталинграда появился, но и стали совсем нагло называть «Волгоградская битва», тогда я не смог дальше откладывать.
В. К. Все это горестно, Михаил Николаевич. У французов есть станция метро «Сталинград», площадь «Сталинград»…
М. А. Каково мне было, когда я был приглашен не одним мэром и не одного города, а шестью мэрами шести городов посетить Францию по случаю 50-летия разгрома немцев под Сталинградом! И где бы я ни был, они мне говорили: вы там, в Сталинграде, спасли не только себя, но и нас. Если бы вы видели, говорили они, как немцы после разгрома сталинградского подобрели сразу же к нам, какие они стали заискивающие, подхалимистые. Вот что такое Сталинград!
