Глава XXXVII
В России все, казалось, успокаивалось, жизнь моего отца, по мнению охраны, уже не была все время в такой опасности, и можно было рискнуть ему переселиться из Зимнего дворца на Фонтанку, в дом председателя Совета министров.
Там у них мы и остановились, когда приехали навестить их зимой. И в этом доме папа заботливо приготовил нам маленькое собственное помещение с отдельным входом.
В эту зиму Наташа уже выезжала, и для нее давались балы. На одном из этих балов мы присутствовали, и я с упоением танцевала.
Помню в этот год великолепный бал у графини Шереметьевой. И тут и там, как на всех петербургских балах, поражало количество блестящих военных мундиров, придающих зале на редкость нарядный вид.
Так радостно было видеть Наташу веселящейся и танцующей, хотя, конечно, и не с легкостью, но все же могущей разделять все удовольствия ее сверстниц. Как мало было надежды, что она и ходить-то сможет два года тому назад! А теперь она танцевала и ездила даже верхом.
Этим летом мы провели в Пилямонте шесть недель и много видали папа и в Колноберже и у себя…
В Колноберже была устроена охрана, совсем изменившая внешний, знакомый вид нашего родного гнезда.
Стояли там 180 стражников с двумя офицерами. Во дворе за сараем, где еще так недавно лошади с завязанными глазами вертели молотилку, были разбиты палатки и кипела жизнь. Кителя – белые и хаки, виднелись во всей усадьбе. По вечерам среди палаток слышались солдатские песни и звуки гармонии.
Мама с Наташей и Адей были летом в Киссингене, и папа решил более долгое время провести в Колноберже. Переселились туда же и чередующиеся друг с другом чиновники особых поручений и курьеры. Был установлен телеграф и телефон, и то и дело приезжали для докладов то тот, то другой из товарищей министров и другие высшие чины.
Жизнь била в Колноберже ключом, но жизнь настолько отличная от всего того, к чему я в Колноберже привыкла, что меня это оживление не радовало – перед огромным делом управления Россией отошли на задний план заботы и интересы чисто деревенские. Папа так любил Колноберже, что радовался всякому введенному там новшеству, вроде нового красивого забора вокруг сада, устройству новой молочной или отремонтированным хозяйственным постройкам, но, конечно, входить во все детали хозяйства он теперь не успевал.
Приезжали старые друзья и чаще всех отец Антоний из Кейдан. Как всегда живой, он с интересом расспрашивал папа о всех политических делах.
Мой муж и я с пылом принялись за хозяйство в Пилямонте, что очень радовало папа. Во время своих частых приездов к нам папа с большим интересом осматривал наше хозяйство и наши новые начинания, входил во все подробности и всегда приезжал к нам «сюрпризом». Папа не подозревал, что минут за десять до его приезда на автомобиле, запыхавшись, приезжали стражники и докладывали нам о выезде моего отца из Колноберже. Мы же, когда мой отец приезжал, делали вид, что ничего не знаем.
Летом 1910 года государь с императрицей и детьми были на «Штандарте» в Англии. По дороге была трехдневная остановка в Экернфьерде, бухте, расположенной севернее Киля, где находилось имение принца Генриха Прусского.
Наш кильский консул Дидерихсен и на этот раз любезно предоставил нам свою яхту «Форстек», на которой мы накануне прихода «Штандарта» пошли в Экернфьерде.
Дворец в Экернфьерде очень красив и расположен совсем близко от берега моря. Парк выходит на чудный пляж, на котором стоят два домика для раздевания, и тут же, в парке, происходило купанье обитателей замка в море.
После хорошего перехода пришли мы туда вечером и простояли на якоре целый день: сильный туман настолько задержал «Штандарт», что он пришел лишь через день, на рассвете. Еще до подъема флага царская семья съехала на берег.
На обратном пути мой муж должен был встретить «Штандарт» в Бунсбюттеле, что на Эльбе, при входе в Кильский канал. Туда же должен был первоначально прибыть император Вильгельм, но в последнюю минуту, переменив свой план, он решил встретить государя в Киле.
Пройдя Кильский канал, вдоль которого по обеим его сторонам через определенные интервалы стояли войска, яхта «Штандарт» стала на якорь в Кильской бухте и простояла там до утра следующего дня. Император Вильгельм так и не приехал. Насколько я помню, он предполагал показать государю свой флот, что, очевидно, оказалось невозможным вследствие страшного тумана, заволакивавшего всю бухту.
Осенью мы были в Петербурге, и я была счастлива видеть папа в таком хорошем настроении. Он был полон впечатлений и воспоминаний о своей поездке по Сибири, совершенной в сентябре с министром земледелия Кривошеиным. Много рассказывал он о богатстве края, его блестящей будущности, огромном размахе всех тамошних начинаний и с убеждением повторял:
– Да, десять лет еще мира и спокойной работы, и Россию будет не узнать.
Той же осенью государь, оставив свою семью в Дармштадте, приехал в Потсдам к императору Вильгельму.
В Потсдамском дворце был большой обед в присутствии обоих императоров. Это был самый красивый прием, который я видела при германском дворе. Огромная, великолепно декорированная зала, большое количество приглашенных и то, рождаемое дорогой и новой обстановкой оживление, которое всегда царит на приемах за городом, создали из этого вечера на редкость красивое и оживленное торжество.
После обеда мы все представились государю. И государь, и император Вильгельм были в отличном настроении.
За последний год я подружилась с падчерицей нашего генерального консула Арцимовича, американкой Мириам. Была она немного моложе меня, очень веселая и милая, и так часто бывала у нас в Берлине, что как-то ездила с нами и в Пилямонт, попав таким образом первый раз в жизни в Россию. Она тоже представлялась государю в этот день. Стояли мы, посольские дамы, в один ряд, и к каждой по очереди подходил государь. Когда дошла очередь до Мириам, я, стоя рядом, слышу следующий разговор:
– Vous etes Americaine, n'est ce pas?
– Oui, Votre Majeste.
Мириам, не особенно хорошо говорившая по-французски, старается по-военному, четко и ясно выговаривать слова.
– Avez-vous ete en Russie?
– Oui, Votre Majeste!
– Ou ca?
– A Poliamont, Votre Majeste! – Удивленный взгляд государя.
– Ou est ce que c'est?
– Je ne sais pas, Votre Majeste! – так же отчеканивает Мириам. Государь подымает брови и улыбается. Тогда Мириам спохватывается и поясняет:
– Chez le Bock’s…
(– Вы американка?
– Да, Ваше Величество.
– Вы были в России?
– Да, Ваше Величество.
– Где?
– В Пилямонте, Ваше Величество.
– Где это?
– Я не знаю, Ваше Величество.
– У Бок…)
На что государь только нашелся сказать:
